Председатель
Шрифт:
– Ты не с Конькова будешь?
– спрашивает Трубников.
– Хоть бы и так, как ни странно!
– ответил парень.
– А ты, видать, из оркестра, которым меня встречать должны?
– Почему один?
– резко спросил Трубников.
– Никак, председатель?
– хлопнул себя по лбу парень и протянул Трубникову руку.
– Маркушев Павел Григорьевич, как ни странно.
– Где остальные?
– угрюмо спрашивает председатель.
– Еще наряд не закрыли, - уклончиво отвечает Маркушев, - погодить придется...
–
– Может, и так, а может, личную жизнь уладить, - независимо говорит Маркушев.
– А коли начистоту: сомневаются мастера, как бы осечки не вышло.
Они идут через площадь.
– Не огорчайтесь, папаша, - добродушно улыбается Маркушев, глядя на опечаленное лицо Трубникова.
– По стопочке примем? Я угощаю.
– Ты вроде довольно наугощался, - неприязненно отзывается Трубников.
– Все в норме... как ни странно. Они подходят к экипажу.
– Алеха!
– обрадовался Маркушев земляку.
– Как она, ничего?
– Ничего...
– Дай петушка - будет хорошо!
Маркушев кинул Алешке руку, а Трубников отходит, чтобы расплатиться с водителем грузовика.
– Рейс отменяется. Получай за простой.
– Обижаешь, хозяин!
– Алименты, что ль, платишь?
– Один я, как Папанин на льдине, - обиделся шофер.
– Ну и хватит с тебя.
Трубников садится рядом с Маркушевым, и экипаж, заскрипев всем своим расхлябанным составом, загрохотал по булыжной мостовой.
– Силен фаэтон, как ни странно!
– хохочет Маркушев.
– Прямо для музея!
– Может, он еще и будет в музее, - серьезно отвечает Трубников. Слушай, Маркушев, мы агитацией не занимаемся, а мужикам отпиши: могут крепко прогадать...
– Это на чем же?
– Маркушев закуривает длинную папиросу и откидывается на сиденье.
– Мы большую стройку планируем. Своих мастеров не будет - чужих подрядим.
Маркушев сожалеюще-насмешливо глядит на Трубникова. За последние горячие месяцы Егор Иваныч сильно пообносился. Заботами Надежды Петровны на нем, правда, все цельное, но истершееся до основы, штопаное, латаное, сапоги стоптаны, сбиты. К тому же у него опять болит ампутированная рука, и он ухватился за культю здоровой рукой. Вид у председателя далеко не блестящий.
– Как ни странно, а все же странно, - резвится Маркушев, пуская голубые кольца.
– С каких же это достатков, папаша? Штаны заложишь?
Трубников, прищурившись, разглядывает парня.
– Я так прямо и напишу ребятам: мол, колхоз голь-моль ставит вам ультиматум!
– Маркушев хохочет, довольный собственным остроумием.
– Веселый жених у твоей невесты, - как-то удивительно спокойно, глядя на Маркушева, произнес Трубников.
Тарантас приближается к Конькову. Дорога прорезает березовый редняк. Маркушев безмятежно дымит в мире с самим собой и окружающим тихим солнечным простором. Трубников молчит задумавшись.
По правую руку, за березами, на луговине, поросшей густой травой, мелькает фигура косаря в синей рубахе.
– Это что еще за ударник полей?
– очнулся Трубников.
– Стой, Алешка!..
– На кой он нам сдался?
– спросил Маркушев.
– Ворюга! Колхозную траву валит.
– И, спрыгнув с тарантаса, Трубников устремляется к косарю.
– Шебуршной он у вас!
– благодушно посмеивается Маркушев.
– Да, такой чудик!
– соглашается Алешка, но, будь Маркушев проницательней, он бы уловил, что шутка возницы целит вовсе не в Трубникова
– Мать честная!
– вдруг с ужасом произнес Алешка - Да ведь это папаня!..
На опушке рощи сошлись Трубников и Семен.
– Под суд захотел?
– опасным голосом произносит председатель.
Семен, не обращая внимания, действует косой. Валятся через сизо-голубой нож сочные стебли травы.
– Кончай, слышь?!
– А корову мне чем кормить?!
– орет Семен, размахивая косой.
– Корова не человек, она жрать обязана!
– Отработаешь на косовице - получишь сено...
– На том свете угольками! Пшел с дороги!
– Тогда коси, где положено!
– Там сухотье! Захватили всю землю, дыхнуть негде!
– Он вновь заносит косу.
– Не дам!
– Трубников становится прямо под косу. Их взгляды, полные ярости, скрещиваются.
– Хоть и брат ты мне, хоть и родная кровь!..
– затряс губами Семен и пустил острый нож. прямо по щиколоткам Трубникова. Тот успевает подпрыгнуть. Ударом ноги Трубников ломает рукоять косы. Семен бьет Трубникова. Начинается жестокая драка
С дороги видны фигуры дерущихся. По направлению к ним бегут Алешка и Маркушев.
Трубников вышиб из рук Семена сломанную косу и закинул ее подальше от себя. Подбежавшего Алешку отшвыривают, как кутенка.
Когда же подоспел Маркушев, драка внезапно кончилась. Сбив Трубникова с ног, Семен нагнулся над ним, чтобы половчее стукнуть, и тут страшный удар в живот поверг его на землю. Он попытался встать, но еще один удар левой в скулу окончательно решил его боеспособности.
Трубников отходит в сторону и, зачерпнув воды из лужицы, ополаскивает лицо.
Семен медленно, держась за живот, подымается.
– Что накосил - сдашь Прасковье на скотный двор, - холодно говорит Трубников. И Алешке: - Подсобишь отцу. Мы сами доберемся.
Он идет прочь вместе с Маркушевым, но вдруг поворачивается и подходит к Семену.
– Долг за избу ты мне сегодня вернешь, - говорит он негромко, но очень выразительно.
– Понятно? Иначе - раздел, ломать буду...
Семен ничего не отвечает, лишь бросает на Трубникова взгляд раненого зверя.
Трубников нагоняет Маркушева