Председатель
Шрифт:
Трубников, будто не слыша, продолжает энергично призывать слепца.
Видимо, слепцы ощутили какое-то беспокойство, пение оборвалось.
– Эй, дед, не видишь, что ль, тебя зовут!
– орет Трубников.
– Креста на тебе нет!
– возмущается Самохина - Нешто слепой может видеть?!
– А ему что слепой, что зрячий - лишь бы нрав свой показать! злобствует Семен.
– Сейчас он у меня прозреет. Иди ко мне, дед, а то хуже будет.
– Что можешь ты сделать убогому, солнечного
– Собак спущу, разорву, как тюльку.
– За решетку сядешь, - спокойно отзывается старик.
– Не сяду. Я контуженный, мне все спишется.
– И правда, дедушка!
– затараторили взволнованно, сочувственно женщины.
– С ним лучше не связываться!..
– Спускай собак, - твердо говорит слепец.
– Мы все в свидетели пойдем, - подзуживает Семен.
– И спустил бы, - с улыбкой говорит Трубников.
– Да старуху твою жалко. Эй, Алешка!
– крикнул он племяннику.
– Давай сюда...Свезем этих бродяг в район и сдадим в милицию. Ну, живо!
– Стой!
– с тем же твердым достоинством говорит старик.
– Иду, непотребный ты человек!
– Иди, иди, да только без посоха.И нечего бельмы таращить, ты мне глаза покажи.
– И Трубников слезает с тарантаса.
Старик опускает свою косо задранную к небу голову, и под седыми нависшими бровями засияли два голубых озерца, два живых, острых, не поблекших с годами глаза. Он подал руку старухе и повел ее за собой, твердо и крепко ступая по земле лаптями.
Обманутые женщины принимаются поносить странников.
– Ловко нас Егор Иваныч поддел!
– утирая старческую слезу, со смехом говорит старуха Самохина - А мыто губы распустили!
– Дядь Сень, ну как, пойдешь в свидетели?
– ехидно подзадоривает Егора Трубникова Мотя Постникова.
Семен со злобой глядит на женщин, затем медленно бредет прочь.
Трубников подсаживает стариков в латаный-перелатаный тарантас. В тарантас впряжен тоже старый, костлявый, с глубокими яминами над глазами, некогда каурый, а теперь грязно-желтый мерин Копчик.
– Давай в интендантство, - тихо говорит Трубников Алешке.
Поднатужившись, Копчик захромал по дороге.
"Выезд" подкатывает к длинному полусгнившему сараю. Возле сарая колхозники - среди них Надежда Петровна - складывают в штабеля брикеты назема
– Сколько привезли?
– подъехав, спросил Трубников жену.
– Как обещано, десять тонн, - ответила Надежда Петровна, с любопытством присматриваясь к старикам.
– Ну, как навоз, дед?
– спрашивает Трубников. Старик, хмурясь, нагнулся с сиденья, взял из штабеля брикет, покрутил, швырнул назад и вытер руку полой армяка.
– Дерьмо
– Почему?
– Дерьма мало, одни опилки.
– Можно на подкормку пустить?
– Вреда не будет.
– А польза?
– Кой-какая.
– Ясно! Поехали. Давай, Алеша, на Гостилово.
...Тарантас шибко катит задами деревни мимо полей, реденьких зеленей, котловин, полных мутноватой воды, мимо березовых перелесков в темных кулях вороньих гнезд.
Рука захватила горсть земли.
– Пора овес сеять?
– спрашивает Трубников, разминая землю.
Трубников со стариком стоит на краю поля, возделанного под овес. Что-то небрежное, важное до высокомерия и вместе серьезное, глубокое появляется во взгляде, во всем выражении худого, темного лица старика...
– Да уж дней с десять пора было!
– Ты не путаешь?
– Овес ранний сев любит, кидай меня в грязь, буду князь.
– Как ты сказал?
– Не я - народ говорит.
И тут совсем рядом раздается песня:
На столе стоит
Каша ячневая,
Хороша любовь,
Да внебрачная!..
– выкрикивает женский голос. Трубников с любопытством прислушивается.
На столе стоит
Каша пшенная,
Хороша любовь
Запрещенная!..
– поет молодой чистый голос.
Раздвинув кусты орешника, Трубников выходит к ложбинке, где полдничают женщины-пахари. Перед ними на земле котелок с кашей, толсто нарезанный хлеб, несколько луковиц, крупная соль в тряпочке. Чуть поодаль пасутся коровы.
– Хлеб-соль!
– говорит Трубников.
– Как поживаете?
– Цветем и пахнем!
– вызывающе отвечает Полина Коршикова - Присаживайся председатель! Не каша - разлука!
– Спасибо, я сытый.
– Брезгуете?
– поддевает Трубникова Лиза
– Небось балованный!
– замечает третья женщина - К колбасе приучен!
– Слышь, председатель, - говорит, поднимаясь с земли, четвертая женщина, - когда же твои обещания сбудутся? То нам авансом грозился, а то...
– Ихние авансы поют романсы, - перебивает Полина.
– Там одна ухватка: сначала пообещают, а потом шиш винтом... Что стоишь моргаешь?
– Хватит воду качать!
– поморщился Трубников.
– Будет вам и белка, будет и свисток. Лучше скажите, как ваши орлы - едут до дома, до хаты?
На столе стоит
Каша гречневая,
Хороша любовь,
Да не вечная!..
– пропела Лиза
– Мы этим больше не интересуемся, - зло отвечает Полина.
– Это как понимать?
– Трубников присел на землю.
– Зачем нам мужики? Мы же не бабы!
– А кто же вы?
– Му-у!..
– мычит Полина - Му-у! Вот мы кто. Только комолые. Му-у!..