Предсказание
Шрифт:
— Ты только добьешься того, что нас убьют, — вновь предупредил я ее.
— Чушь. Они все равно нас убьют. Или ты их не слушал?
— Но твоими стараниями нас убьют раньше, — прошептал я.
И куда подевался мальчишка, готовый ввязаться в межгалактическую войну? Неужто он по-прежнему жил во мне?
Лорри не могла вытащить руку из стального кольца наручников, но смогла вырвать ее из моей руки. И посмотрела на свою так, словно хотела ее вымыть. В карболке.
Когда дело доходит до романтических похождений, я, конечно, могу похвастаться некоторыми успехами, но не вправе считать себя реинкарнацией Рудольфо Валентино[28]. Мне не нужна записная книжка в черной кожаной обложке, чтобы заносить в нее телефонные номера всех женщин, которые стали моими. Мне не нужна даже страничка в этой книжице. Хватит маленького бумажного прямоугольника. Скажем, с клейкой полоской на обратной стороне. Вроде тех, что приклеивают к холодильнику с напоминанием: «КУПИТЬ МОРКОВИ К ОБЕДУ».
А вот тут Купидон поразил меня в самое сердце (аккурат в тот момент, когда меня приковали к самой прекрасной женщине в мире), но я не мог этим воспользоваться, не мог обаять и завоевать ее сердце по одной глупой причине: мне хотелось выжить.
— Мы подождем, пока нам представится возможность вырваться, и обязательно ею воспользуемся, — заверил я Лорри. — Но это должно быть что-то более весомое, чем «срочное женское дело».
— Например?
— Что-то такое, что даст нам шанс.
— Что именно?
— Что-то. Я не знаю. Но что-то.
— Мы не можем просто сидеть и ждать.
— Очень даже можем.
— Мы дождемся только того, что нас убьют.
— Нет. — Я сделал вид, будто анализирую ситуацию, что-то выискиваю, а не просто надеюсь на чудо. — Я жду возможности, которая позволит нам взять верх.
— Ты дождешься только нашей смерти, — предрекла она.
Тут уж я позволил себе поддеть Лорри:
— И что случилось с неустанной оптимисткой?
— Ты ее задушил.
И столько презрения было в этом голосе, что кровь бросилась мне в лицо.
Глава 12
Сидя двумя этажами ниже улиц, по которым бродили злые люди, и окруженные пропитанной злом землей Сноу-Виллидж, мы наблюдали, как Носач, Кучерявый и безымянный маньяк раскладывают брикеты взрывчатки и подсоединяют детонаторы с таймерами к зарядам.
Вы можете подумать, что ужас, который мы испытывали, нарастал с каждой минутой. Так вот, на основе собственного опыта я могу утверждать: если ужас достигает пика, долгое время его выдерживать нет никакой возможности.
Если чудовищную беду можно назвать болезнью, ужас — ее симптом. Как и любой симптом, он не может постоянно проявляться одинаково, то есть проявление его то усиливается, то ослабевает. Скажем, при гриппе человек не блюет целый день и его не несет от рассвета до заката.
Это, возможно, тошнотворная аналогия, но очень даже образная и понятная. Я могу только порадоваться тому, что она не пришла мне в голову, когда я сидел, прикованный к Лорри. Мне так хотелось вновь наладить с ней отношения и положить конец этому давящему молчанию, что я бы, конечно, озвучил эту аналогию лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.
Но вскоре выяснилось, что Лорри не из тех, кто долго дуется и копит в себе-злобу. Не прошло и двух минут, как она заговорила, а мы вновь стали друзьями и заговорщиками.
— Кучерявый — слабое звено, — шепнула она.
Я полюбил хрипотцу в ее голосе, но мне так хотелось, чтобы она сказала что-нибудь дельное.
В этот самый момент Кучерявый закреплял пластиковую взрывчатку у основания колонны, поддерживающей потолок. С пластитом он обращался так же непринужденно, как ребенок — с пластилином.
— Мне он не кажется слабым звеном, но ты, возможно, права, — я хотел избежать очередной конфронтации.
— Поверь мне, он — слабое звено.
Работая со взрывчаткой обеими руками, Кучерявый держал детонатор во рту.
— Ты знаешь, почему он — слабое звено? — не унималась Лорри.
— Мне не терпится услышать.
— Я ему нравлюсь.
Я досчитал до пяти, прежде чем ответить, для того чтобы по интонациям моего голоса она не подумала, будто я с ней спорю.
— Он хочет тебя убить.
— До того.
— Что до того?
— До того, как он спросил этого улыбчивого красавчика, сможет ли он меня убить, он совершенно ясно выразил романтический интерес.
На этот раз я досчитал до семи.
— Насколько я помню, — опять же я надеялся, что говорю лишенным эмоций голосом, — он хотел тебя изнасиловать.
— Кого не находят привлекательной, не насилуют.
— Как раз насилуют. Такое случается постоянно.
— Может, ты бы и изнасиловал, — ответила она, — но не большинство мужчин.
— Изнасилование — это не секс, — объяснил я. — Власть.
Она хмуро глянула на меня.
— Почему тебе так трудно поверить, что Кучерявый находит меня милашкой?
Я смог ответить, лишь досчитав до десяти.
— Ты — милашка. Ты даже больше чем милашка. Ты — потрясающе красивая женщина. Но Кучерявый не из тех, кто способен влюбиться.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Кучерявый может только ненавидеть.
— Нет, я про другое.
— В смысле?
— Милашка, больше чем милашка, потрясающе красивая женщина.
— Ты — самая ослепительная красавица, с какой мне доводилось встретиться. Но ты должна…
— Это так приятно. Но я не в восторге от своей внешности, хотя комплименты мне нравятся, как и
любой другой девушке. Тем не менее я предпочитаю правду. К примеру, знаю, что мой нос далек от идеала.
Носач появился из соседней комнаты, склонился над груженной взрывчаткой ручной тележкой, напоминая тролля, раздумывающего над тем, достаточно ли шалфея и масла в ребенке, который в этот самый момент запекается в духовке.