Предыстория
Шрифт:
Но бой должен был скоро закончиться. Обе стороны устали и все чаще совершали промахи. Штиппер и Гартман с удовлетворением любовались схваткой, они не сомневались в ее исходе. У Яна было уже две царапины, у Гая пока ни одной, если не считать дыру в рейтузах, сбоку от поясницы. Противники тяжело дышали, но Ян все так же делал опасные выпады, и так же неуклюже отбивал их Рингенау.
Ян видел его искаженное от злости лицо, но не боялся. Вот выпад, вот Рингенау отбил его выпад, ударил по чашечке рапиры и от ушиба онемела рука. Рингенау отбросил его рапиру в сторону, отступил на шаг и ринулся на Яна, направив острие в сердце. Ян увернулся, и когда Гай был совсем близко, заметив место, не защищенное перчаткой, смело ринулся вперед, упал на колено и воткнул рапиру в грудь Рингенау. Тот попытался достать его, но Ян нажал сильнее, что-то хрустнуло, и Рингенау повалился навзничь.
Рапира выпала у него из раны, и сразу хлынула кровь, расплываясь пятнами по щегольской куртке со шнурами, чуть пониже правого эполета. К нему подбежали, начали раздевать, а Ян смотрел на него с раздутыми ноздрями и искривленным ртом. Потом он поднял рапиру и отошел к своей карете, глядя, как Паличка, Гартман и Штиппер возились возле тела.
Наконец Штиппер сказал:
— Он не убит, но рана опасна. Очевидно, задето правое легкое. Сволочи.
Паличка галантно изогнулся и ответил Штипперу комплиментом на комплимент:
— Да, да, я согласен с вашим мнением. Мы, славяне, конечно, зря вяжемся с вами, раз вы сами себя так рекомендуете. Прощайте.
— Черт бы вас побрал! — рявкнул Штиппер.
— Я уже говорил вам, что мне не придется драться за неимением противника. Но может быть, вы согласитесь его в этом деле замещать?
Штиппер и Гартман молчали. Тогда Паличка весело бросил им: «Адью!» — и быстро пошел к карете. Но на ходу он не удержался и сказал, обернувшись:
— Я вам не буду помогать. Авось вы сами справитесь со своей убоиной. Лето. Боюсь, что окорока скоро завоняют.
Он с хохотом ввалился в карету вслед за Яном и завопил: «Гони!» Кучер погнал, и скоро карета Штиппера скрылась из глаз. Они выехали на большую дорогу и поскакали быстрее. Ян чувствовал себя легко. Только теперь он понял, какой опасности ему удалось избежать. Его чувство могут понять все, кому приходилось мальчишкой драться и с успехом выйти из неприятного положения. И жаль врага, которому разбил нос, а все же хорошо, и нервы как-то по-особому отдыхают. А карета мчалась.
Они проехали уже довольно много, когда Паличка сказал:
— А жаль, что вы его не укокошили. Придется, видно, кончать кому-то другому, и я боюсь, уж не мне ли.
— Зачем вам?
— Да вот, развязал язык. И всегда так бывает. Паличка бретер, Паличка дуэлянт, а Паличка самый безобидный человек, да только его к дуэлям вынуждают.
— А вы его оставьте на меня, — сказал загордившийся Ян.
— Но, но, наша детка попробовала и не отстанет до второго младенчества. Это опасная вещь, нечего вам на нее нарываться. Вот что. А недобитую скотину кто-нибудь добьет. Ну, а вам придется все же бежать из города.
— Зачем? Разве мы не дрались честно?
— Так-то оно так, а все же вы славянин, а он — потомок песьеголовца. Вот в чем дело.
— Какая подлость.
— Хватит возмущаться. Это в порядке вещей. Вон и Марчинский не возмущается, хотя ему и скучно, и выпить давно пора.
— Хотите ко мне?
— Нет, ему лучше в кабак. Такая у него натура поэтическая. Кстати, вам есть куда ехать?
— Да, есть лесник в Боровине, есть дядя Петр в Жинском краю. Только…
— Вы езжайте сначала в Боровину, а оттуда вас никакой черт не выковыряет. Потом, когда уляжется — к дяде. Месяца полтора — и все.
— Но я не поеду.
— Не сметь! — рявкнул Паличка. — Попробуйте только. Слышите, все еще палит Золан. Хотите туда сесть? Нет, вы как хотите, а я из вас эту дурь выбью. Вы — поедете. И чем скорее, тем лучше. А вот и ваш дом.
Марчинский встрепенулся, подал Яну руку и стал говорить о том, какой он честный малый и как глупо ему погибать: «Ведь вы понять должны, что эти собаки вас убьют. Вам жить надо. Я чуть-чуть старше вас, но я пьяница, я никуда не годный человек, а вас я прошу уезжать поскорее. Я не вижу пути, оттого и пью, а вы его найдете».
Поблагодарив его и Паличку и все же твердо решив не ехать, Ян стал вылезать из кареты.
— Подождите-ка, — сказал Паличка. — Вот возьмите-ка мой адресок на всякий случай — как говорил всем мой знакомый, врач по венерическим болезням.
И, засмеявшись, Паличка захлопнул дверцу кареты. В следующий миг карета покатилась по улице и исчезла за поворотом.
Ян спрятал адрес в карман. Потом медленно пошел по тропинке к дому.
«Нет, он не убежит. Зачем ему бежать, разве он преступник? Зачем это нужно? Ведь есть же в мире справедливость!»
Когда он ступил на порог, Анжелика встретила его с тревогой, но увидев, что идет один, успокоилась и подала ему два письма. Одно было от Нисы, другое написано неизвестной рукой.
Ян прошел в комнату, попросил поесть у Анжелики, и когда она принесла ему завтрак, сел за стол с письмами в руке. Сначала от Нисы. Он распечатал розовый конверт и вытащил листок сероватой, очень гладкой и блестящей бумаги. Листок пахнул чем-то незнакомым и волнующе сладким. У Яна шевельнулось сердце каким-то странным чувством, даже не любовью, а невероятным чувством близости, ласковым до слез. Он помедлил немного и развернул листок. Глаза его побежали по черным, детским строчкам.
Ниса писала: «Дорогой мой, любимый. Я теперь уже не стесняюсь называть тебя так. Ты мой, понял, ты мой навсегда. Я молилась Мадонне, ты не можешь быть убит или ранен. Но я прошу тебя уехать на время из города. Это необходимо. Вчера я спросила у отца, что может случиться, если ты убьешь Рингенау на дуэли. Он ответил, он очень жестоко ответил, я не могу сказать тебе этого. Он говорит, что тебе как славянину грозит в случае благоприятного для тебя исхода тюрьма и ссылка, если ты не догадаешься бежать, пока это дело не уляжется. Я сделаю все для тебя, мой любимый, но теперь беги, беги без оглядки, пока они не схватили тебя. Слышишь, я прошу, я требую, чтобы ты бежал. Не отвечай мне, отец очень зол, что ты поднял руку на отпрыска знатного рода. Любимый, беги. Я не хочу, чтобы ты умер или вернулся ко мне стариком. Я люблю тебя, я хочу тебя. Ты умный, добрый, ты послушный мальчик. Беги».