Прекрасная толстушка. Книга 2
Шрифт:
Зачем вести нашу подопечную от самого дома, сказал он, если мы и без того прекрасно знаем, в какой точке Финского залива она окажется в известное время.
Его план был принят. Пограничникам было дано указание беспрепятственно пропускать меня с проводником на всем пути следования до нейтральных вод. А там меня ждали три сторожевых катера. Акустики и локаторщики внимательно ловили каждую тень, каждый шорох на море. Мимо них и утка бы не проплыла незамеченной.
Осенний туман, которым, как обычно, хотели воспользоваться рыбаки, в данном случае сыграл бы на руку пограничникам. Они стояли бы в нужном месте с выключенными двигателями и, невидимые и неслышимые в тумане, на экранах своих локаторов
Утвердив план операции, Николай Николаевич спокойно ушел в отпуск. Тамара тем временем ждала его в санатории «Россия» в Сочи.
Все это он рассказал мне в поезде «Таллин — Москва».
Выслушав его, я спросила:
— А что же теперь со мной будет?
— Ничего. Придумай на всякий случай, где ты была эти три дня…
— Что я скажу Принцу? Ведь он до сих пор ждет меня в Эвертурнео.
— Он совсем не глупый человек, значит, наверняка уже названивает тебе из этого шведского Мухосранска. Когда ты приедешь — первый звонок будет его. Скажи ему правду… Только не всю. Скажи, например, что человек, который тебе обещал принести билет к Большому театру, в последний момент тяжело заболел и попал в больницу. Что теперь во можности пойти в Большой у тебя нет. Так что на «Лебединое озеро» ты пойдешь только с ним, когда он за тобой приедет. Он все поймет.
— А что будет с теми людьми, которые хотели мне помочь?
— А кто это такие? — удивленно поднял свои густые брови Николай Николаевич. — Я их не знаю. И никто не знает. Мало ли рыбацких лодок на мысе Тахкуна, которые могли бы перевезти тебя через Финский залив… Вот если б тебя поймали, то размотали бы всю цепочку…
— А мое письмо? Оно ведь было. От него я отказаться не могу.
— А что письмо? Бумага терпит. Мало ли что ты могла написать. Государственных секретов ты никому этим письмом не передавала, заведомо клеветнических измышлений не распространяла, за что же тебя наказывать? Да, у тебя были какие-то туманные намерения, но ты от них решительно отказалась. И можешь даже заявить об этом своему Принцу. Ты так и скажи ему по телефону, что, мол, отказываешься от всех попыток пойти в Большой театр без него. Мол, мне будет приятнее смотреть балет по билетам, приобретенным официально на валюту в Интуристе, а не по купленным у какого-то криминального элемента. Он тебя поймет. Да и мне будет что сказать начальству в свое оправдание. Мол, она сама передумала. Буквально в последнюю минуту.
— Спасибо, — сказала я.
— Пожалуйста, — усмехнулся он. — Только не говори больше, что именно я тебе испортил всю жизнь. Ты ее пор тишь сама… Скажи, пожалуйста, — он покосился на мой чемодан, лежащий на верхней полке, — а что у тебя там? Если не хочешь — можешь не показывать… Мне просто интересно, что берут с собой люди, уезжающие навсегда.
— Достань, — сказала я без лишних разговоров.
Он достал чемодан. Я открыла его и стала извлекать все, что там было, предмет за предметом: свадебное платье, которое я решила взять вопреки всему, шкатулку с бабушкиными и своими украшениями, дедушкин подстаканник, конверт с документами, альбом с семейными фотографиями, пачку писем от Принца, мою театральную сумочку с косметикой и прочими женскими мелочами. Больше в чемоданчике ничего не было. Ключи от дома лежали у меня в кармане пальто.
— Ну, ничего, — вздохнул Николай Николаевич. — Твой Принц обязательно за тобой приедет…
Никто в Москве моего отсутствия не заметил… Было даже обидно, когда я позвонила Татьяне и она со мной разговаривала как будто ничего и не произошло.
«Замужняя подруга — отрезанный ломоть», с горечью подумала я.
Через два месяца, в начале зимы, Николай Николаевич принес мне международную бандероль
Она пришла, как и прежде, с дипломатической почтой и попала к Сэму, который передал ее Гере для меня. Тот ее, как обычно, принес Николаю Николаевичу для досмотра и принятия решений. Они встречались где-то в центре на конспиративной квартире.
Николай Николаевич бандероль забрал и сказал Гере, что найдет возможность передать ее мне. А самому Гере он посоветовал некоторое время не попадаться мне на глаза.
И очень вовремя он ему посоветовал… Наверное, я бы его убила. И села бы в тюрьму.
При Николае Николаевиче я не стала открывать бандероль. К счастью он, выпив чаю, быстро ушел — спешил к Тамаре.
С нетерпением я разорвала оберточную бумагу и открыла картонную коробку, в которой сверху лежал бархатный футляр с браслетом-змейкой из витого разноцветного золота и изумрудными глазами, конверт с письмом и две пачки моих писем, перевязанные красивыми золотыми тесемками. Когда я сожгла свои письма, то этими тесемками перевязала новогодние подарки Татьяне и Надежде Ивановне.
В письме на семи страницах машинописного текста он мне долго рассказывал, как полюбил меня с первого взгляда, как продолжает любить до сих пор, но судьба распорядилась его жизнью по-другому и поэтому он вынужден пожертвовать своей любовью во имя долга перед своим народом и страной. Дело в том, что недавно произошла страшная автомобильная катастрофа, в которой погибли два его родственника-принца. Они оба были претендентами на престол. И вот в результате этой трагедии, об разно говоря, его очередь на престол внезапно решительно продвинулась. И теперь он стал первым претендентом на престол и утратил право распоряжаться своей жизнью… Теперь ему можно жениться только на девушке достаточно высокого происхождения, чтобы брак не считался неравным…
Эта история, от самого ее начала в осеннем лесу до последней точки, которой явилось это письмо, мучила меня всю жизнь. Теперь же, изложив ее на бумаге во всех печальных и прекрасных подробностях, я страстно надеюсь, что наконец освобожусь от нее, и она перестанет терзать мое сердце. А впрочем, что у нас есть кроме наших воспоминаний?
Часть шестая
Двадцатый
(1960–1961 гг.)
А двадцатый был король!
— Правильно, — сказала мне по телефону Татьяна, когда узнала об этом. — Не вышло стать принцессой — стань королевой. Всем назло!
Я промолчала ей в ответ, потому что она отгадала мои тайные мысли, которыми я, мягко говоря, совсем не гордилась.
Думаю, стоит объяснить то состояние, в котором я дол гое время находилась, получив бандероль от Принца… Я не стала тосковать, убиваться и плакать. Очевидно, девичья тоска вместе со слезами иссякла во мне еще после его первого приезда. Я отчаялась.
Эта проклятая бандероль словно навела на меня порчу.
Прежняя я, трепетная, в чем-то наивная, чувствительная, полная надежд, умерла. Родилась другая. Циничная, желчная, капризная, без всяких надежд на счастливое будущее и оттого живущая одним днем, почти без всяких правил.
Если раньше я многое прощала мужикам, оправдывала все их слабости и недостатки, окутывала их романтическим флером, то теперь словно пелена спала с моих глаз. Я стала смотреть на них как на животных мужского пола, чьи потребности весьма ограничены, давно известны и понятны мне с полу взгляда. И если б в один прекрасный день они все заговорили на языке австралийских аборигенов, то мне для общения с ними не понадобился бы переводчик. Я их вообще перестала слышать. Мне их лживые слова были совсем не нужны.