Прекрасные похороны
Шрифт:
Трава местами выгорела от безумной жары Иллинойса. Температура в последнее время была от тридцати пяти градусов и выше, а жужжание цикад сменило пение птиц. Было слишком жарко для песен, слишком жарко, чтобы хоть что-то делать. Редкий ветерок казался скорее обогревателем, чем прохладой. Но здесь, в этом дворе, все были в черных платьях и костюмах. На голове Трентона уже выступил пот.
— Что-то не так, — сказала я.
— Я знаю.
— Знаешь?
Трентон ослабил галстук.
— Что-то не сходится. Трэвис странно себя ведет. И Эбби с папой тоже.
— Думаешь, он знает?
— Знает что?
—
Трентон покачал головой:
— Понятия не имею. Может быть.
— Они бы не... — Заколебалась я. — Ты же не думаешь, что они могли...
— Опять нам солгать? — Пробормотал Трентон. — Ага, я так думаю.
Я потерла подбородок и сморщила нос, чувствуя, что мои слова прозвучат глупо:
— Но не о том же, что... В смысле, ты же не думаешь, что Томас где-то там живой и невредимый получает информацию о своей скорбящей семье?
— Нет, — ответил Трентон. — Они бы не поступили так с папой. Знаю, ты бы хотела, чтобы он был жив. Я тоже. Они лгали нам, но так бы не поступили.
— Ты слышал их в больнице. Лииз не собирается давать показания. Мик пропал, так что он тоже не сможет. Карлиси покинули город. Может, это все было для того, чтобы спасти нас всех?
По глазам Трентона было видно, что он хотел верить в мою теорию, но даже после того, как всплыла вся правда о Томасе и Трэвисе, он не думал, что они были способны превратить нашу жизнь в ад выдуманной историей.
— У папы проблемы со здоровьем. Трэвис бы не стал так рисковать.
— А папа хотел бы, чтобы он это сделал?
Трентон задумался:
— Да. Наверное, хотел бы.
— И Томас с Трэвисом об этом знали?
Глаза Трентона забегали по земле.
— Да, но... — Он устало вздохнул. — Брось, Кэми, я не могу на это надеяться! Если это окажется правдой, и Томми все-таки больше нет, я будто снова потеряю его.
— Говори тише, — сказала я, протянув к нему руку.
— Почему?
— Потому что если это правда, то все было сделано для того, чтобы показать Карлиси, что им больше не нужно угрожать нашей семье. И если это правда, то они до сих пор наблюдают.
ГЛАВА 22
Эбби
Я поерзала на деревянном кресле-качалке детского отделения интенсивной терапии и благодарила медсестру, когда она принесла мне сложенное одеяло, чтобы мне было мягче сидеть. У Картера было двое соседей по палате, так что мы подружились с двумя парами молодых родителей. Дочь Скотта и Дженнифер, Харпер Энн, родилась пять дней назад и была в тяжелом состоянии. Последние двенадцать часов она постоянно боролась за жизнь. Сын Джейсона и Аманды, Джейк, родился через два дня после Картера. Мы боялись, что он не выкарабкается, но он поправился и был теперь почти таким же большим, как наш сын. Картер постоянно был под наблюдением и набирал вес, чтобы его можно было скоро перевести в послеоперационную палату, а потом чтобы мы могли увезти его домой.
— Доброе утро, — сказал Скотт, проходя мимо меня, чтобы поздороваться с Харпер Энн. Несмотря на то, что у пар дети находились в отделении интенсивной терапии, Трэвис настоял на полной проверке их биографии. Скотт —
Я кивнула ему, похлопав Картера по спинке. Последовала громкая отрыжка, и мы со Скоттом захихикали.
Скотт тщательно вымыл в раковине руки и склонился над кроваткой Харпер Энн.
— Привет, детка. — Она шевельнулась, и Скотт расплылся в широкой улыбке. — Мамочка уже поднимается. Да, да. Она разговаривает с бабушкой и доктором. Не может дождаться, чтобы тебя увидеть. Вчера вечером говорила о тебе, пока не уснула.
Я стала покачивать Картера, втягивая запах его волос. Темные тонкие росточки покрывали всю его голову, и мне нравилось прижиматься к ним своей щекой. Прижиматься к одному ребенку, а не сразу к двум было новым опытом для меня. Джессика и Джеймс были у меня первыми, и с ними требовалось так много работать, что мне редко удавалось просто сидеть и наслаждаться ими. Картер же чаще был тих и любил, когда его держали на руках. Я прижимала его к себе каждый день, и медсестры говорили, что он каждый раз начинал суетиться перед моим приходом, будто зная, что скоро появлюсь я. Когда он оказывался у меня на руках, мы оба успокаивались.
Я напевала ему, стараясь запомнить этот момент; его запах, его маленькую попку в моей руке, маленькие нежные пальчики. Форму его ноготков. То, как его ресницы покоились на щечках, когда он спал. Звук его дыхания. Завтра он еще подрастет. Я не хотела забывать.
— Ну, привет, — сказала Шелли, приветствуя Трэвиса.
Мои глаза стали похожи на блюдца, и я постаралась успокоиться, чтобы от волнения не разбудить Картера, пока смотрела, как медсестра помогает Трэвису надеть стерильный халат. Я потянулась вперед, и мой муж наклонился, чтобы меня поцеловать. Он чмокнул меня в губы и двинулся к раковине, чтобы вымыть руки. Трэвис выглядел каким-то оживленным. Кивнув Скотту, он вернулся ко мне, протягивая руки к нашему сыну.
Я хихикнула:
— Соскучился по нему?
— Дай-ка мне, — сказал он.
Мы поменялись местами, и Трэвис бережно взял на руки Картера. Сколько бы Картер ни подрастал каждый день, он все равно казался крошечным в огромных руках Трэвиса.
Трэвис мягко оттолкнулся пальцами ног, качая нашего сына и любуясь им.
— На этот раз тебя не было три дня, — сказала я. — Не забывай, Лены здесь нет, чтобы помочь.
— Я обрубал концы, — ответил он.
— Принес мне хорошие вести?
Он посмотрел на меня.
— Все готово.
Я скрестила руки на груди, не позволяя себе надеяться.
— Что готово? В смысле, вы уже со всем закончили или расследование завершено, и мы начинаем судебный процесс?
— Некоторые из них отправились в суд.
— А остальные?
— Гулька, это был последний рейд. Больше не осталось Карлиси. Остались только солдаты. Наемники. Они под стражей без права выйти под залог. Они проведут за решеткой год до завершения суда, а затем на тридцать лет отправятся в тюрьму за все, что натворили.