Прекрасный белый снег
Шрифт:
Как вскоре выяснилось, однако, дело оказалось вовсе не простым: стать чемпионкой, даже будущей, не говоря уже о настоящей, не олимпийской, хотя бы, скажем, Ленинграда, задача не из лёгких. Всё то, к чему она так привыкла за прошедший год, теперь казалось просто отдыхом на даче. С тем, первым тренером, легко, непринужденно, вся тренировка укладывалась часа в полтора, не больше. Теперь же из зала она выходила уже в полной темноте. Казалось, бесконечная, день ото дня долбёжка новых элементов к результатам никак не приводила, когда же хоть что-то получалось, той радости, какую она испытывала в совсем недавнем прошлом, теперь и след простыл. Ладошки маленького Светика покрылись жёсткими, как наждак мозолями, плечи развернулись,
Амбициозный её наставник перед воспитанницами и перед собой, конечно, ставить любил по-настоящему грандиозные задачи. Работать, так сказать, по плану и на перспективу – это была его стихия. Всё у него было расписано заранее: сейчас, пока зима, мы быстренько осваиваем второй взрослый (третий разряд за ненадобностью пропускался, ступенька эта отчего-то казалась ему лишней в карьере будущей олимпийской чемпионки) и выигрываем, выигрываем непременно, иное в его планы не входило, весеннее первенство «Зенита».
– Там и соревноваться-то тебе не с кем, – говорил он Светке, – ну ты сама-то погляди! Коровы-переростки! Сплошные неумехи!
Следующей ступенькой шёл кубок Ленинграда.
– Вот тут, конечно, посложнее будет, – бывало рассуждал Михаил Юрьевич после тренировок, – придётся постараться. В «Динамо» тоже сильные девчонки. Но ты сумеешь, Светик, знаю. Я в тебя верю, Светик.
И Светик старался, изо всех сил старался, очень уж не хотелось огорчать… Летом предполагалось освоить первый взрослый и выходить уже на сборную… ну, скажем, хотя бы Ленинграда. Пока… Далее в грандиозных планах её наставника мелькали непрерывной чередой победы уровнем повыше, и наконец, сверкающей где-то вдали вершиной, чемпионат Союза. Здесь, как ни странно, в виде исключения конечно, допускались и вторые, и даже третьи места: сам уровень подобных состязаний (первенство Советского Союза, как-никак) предполагал всё же наличие вполне достойных конкуренток будущей звезде Олимпиад. Дальше Михаил Юрьевич заглядывать отчего-то не решался…
Как будто совершенно незаметно, но очень скоро за Светкой закрепился довольно странный для девчушки-второклашки имидж – авансом выданное звание будущей олимпийской чемпионки. Казалось, все вокруг только о том и говорят, что о её таланте. На маленького Светика, однако, это подействовало несколько иначе, чем, вероятно, ожидал её столь амбициозный тренер. Конечно, ей это было и лестно и приятно: кому же не понравится почувствовать себя хоть иногда пусть ещё маленькой, но всё же звёздочкой; с другой же стороны, немного раздражало. «Ну и какая из меня, – думала она, засыпая по ночам, – какая чемпионка? Ничего толком не умею. Вон, старших взять… И ничего. А мне до них…» И всё же, такое к ней отношение накладывало и некоторую ответственность, и пусть даже маленькая Светка о сложностях таких пока не думала, ответственность эту она сознавала, и очень даже ясно…
Так, в бесконечных тренировках, прошёл ноябрь, за ним декабрь, праздничными ёлками отсверкали новогодние огни, каникулами разрезанный надвое январь, и злой февраль, а Светка всё так же приезжала вечерами на Аптекарский и так же всё, уставшими до мелкой дрожи ножками, не дожидаясь позднего троллейбуса, в холодной зимней темноте, уже одна, без бабушки, брела до дома. И иногда, не часто, но случалось и такое, она примечала где-то сзади плетущуюся в темноте фигуру в маленьком пальто. И странные в ней пробуждались чувства: смутной тревоги и тоски, и радости одновременно. Всё это её ужасно раздражало, даже злило, и в то же время, внезапно разливаясь доселе не знакомым холодком где-то в груди
При этом Коля с рынка (именно так она его и называла) никак себя не проявлял и даже просто подойти к ней, заговорить или хотя бы поднести немного сумку отчего-то не решался. Светка, конечно, не дала бы, но все же, казалось ей, почему бы и не предложить? Он следовал за ней как тень, в общем-то не очень и скрываясь, но просто хотя бы обозначить, чего же всё-таки он хочет, Коля, похоже, был не в состоянии.
Время между тем летело, дни становились всё длиннее, солнце по утрам всё чаще заглядывало в Светкино окошко, вот уже и первые ручейки побежали из-под серых от автомобильной гари, слежавшихся за зиму сугробов; настойчиво и громко, призывая будущее лето, запели-зачирикали птицы во дворе, и тёмная бесконечная зима, от которой Светка устала страшно, наконец закончилась. Дорога к дому вечерами уже не казалась такой длинной, и возвращалась она теперь из ставшего, казалось, совсем уже родным «Зенита» ещё засветло. Медленно, но неотвратимо наступала настоящая весна.
Училась Светка по-прежнему сплошь на пятёрки и четвёрки, и мама на родительских собраниях слышала одни только похвалы. Домашку она почти всегда успевала сделать в школе, на переменках, пока одноклассницы прыгали на одной ножке в рекреации, так что из дома, на Аптекарский, вполне могла выйти и пораньше.
Тренировка у неё начиналась ровно в шесть, однако Михал Юрич, случалось и задерживался, минут на пятнадцать-двадцать, иногда на полчаса, а то и больше, так что девчонки частенько разминались без него. Светик же в зале появлялся чуть не за час, ей просто хотелось посидеть тихонько в уголке, спокойно, ни на что не отвлекаясь потянуть шпагаты и, пока никого вокруг, размяться на низком, в мягком ковролине брёвнышке.
Вровень с поверхностью бревна она укладывала по паре упругих, жёстких, прессованной крошки матов, прохаживалась для начала взад-вперёд и отрабатывала вечные свои перевороты, рондаты, фляки, развороты в ласточке и сальто. Ей просто хотелось всё это спокойно повторить на маленьком бревне, пока её не загнали на высокое. Высокое бревно Светка не любила…
Вскоре подтягивались и другие девочки; те, что помладше, сразу раздевались и маленькой кучкой собирались в дальнем углу зала, старшие же, выглядывая в зал и не найдя глазами шефа, обычно подмигивали Светику:
– Привет, шкода! Трудишься?
Светка согласно кивала головой: привет, мол, да, тружусь, вот, разминаюсь потихоньку.
Дальше, как правило, следовал вопрос:
– Бюстгальтер здесь?
Случалось, впрочем, это звучало как «бухгалтер», а иногда бывало просто:
– Привет, мелочь! Моня в зале?
Всё дело в том, что Михаил Юрьевич имел довольно странную фамилию – Бегельтер. Михаил Юрьевич Бегельтер, или, как называли его старшие девчонки за глаза – Бюстгалтер Моня, а иногда и Бухгалтер Мойша. Возможно, за дурацкую его привычку вечно всё на свете распланировать, чтобы злиться потом, когда не выйдет нифига, шутили зло старшие девчонки. А может, просто, не так уж и нежно они его любили, как поначалу могло показаться со стороны…
Методами воспитания своих подопечных Михаил Юрьевич Бегельтер хоть и не сильно, но всё же отличался, и довольно выгодно, от своих, так сказать, сестёр и братьев по оружию из этого же и многих других залов Ленинграда и всего Советского Союза. Недаром он был старшим тренером «Зенита», а не каким-то мальчишкой-тренеришкой с вечно застенчивой улыбкой на лице и значком мастера спорта на костюме. И дело тут не в том, что Михал Юрич, случалось, на своих девчонок и покрикивал, ведь это, в сущности, нормально, ну как ты обойдёшься в спорте без эмоций, а то и крепкого словца? Нет, дело тут не в крепком слове, совершенно.