Прекрасный белый снег
Шрифт:
А вслед за первым, не совсем ещё учебным, полупраздничным немного днём, уже привычной чередой потянулись школьные обыденные будни. Уроки у Светки чередовались с тренировками, тренировки с уроками, опять уроки, снова тренировки, и так по кругу. Ни о каких прогулках с подружками после школы Светка даже не мечтала, она давно уже забыла, что это такое. То детство, которым жили её подруги-одноклассницы ей заменил спортивный зал: брусья, акробатическая дорожка, бревно и гимнастический ковёр.
Время меж тем стремительно летело, вот уже и клёны с тополями в любимом парке сбросили свой огненный
День тот, пришедший, как всегда за воскресеньем, очередной учебный понедельник, и этот снег, пусть даже первый, как и большинство других таких же прекрасных зимних дней, Светка, конечно, не запомнила бы тоже: чуть обжигающий с непривычки щёки и пальцы на руках морозец, яркое над нетронутым ещё снегом солнце, снежки, весёлые краснощёкие мальчишки – всё это уже случалось в её жизни и повторится ещё не раз, не два, и даже не двадцать два. Но именно сегодня, в этот почти уже зимний день произошло нечто, запомнившееся ей надолго…
После уроков, когда они с подружками вышли из дверей, в маленьком скверике напротив школы в самом разгаре шла битва на снежках между мальчишками из её класса и параллельного класса Б. На маленькой тесной Петроградке многие жили в одних дворах, одних домах, одних подъездах, и воевать здесь класс на класс, пусть даже на снежках, никто не собирался, и всё же: маленькие белые снаряды летели, казалось, отовсюду сразу. С криками: «Ага! Попал! Готов!» мальчишки били в кого попало без разбора. И три девчонки, бегущие домой, конечно, попали тут же под обстрел.
Со смехом закрываясь на ходу портфелями, они добежали почти до выхода из сквера, как вдруг неизвестно откуда взявшийся заряд врезался Светке прямо между глаз. Она ахнула от неожиданности, поскользнулась на каком-то мокром корне, выронила портфель и, нелепо взмахнув руками, под радостный смех воюющих сторон растянулась тут же чуть ли не в шпагате. На снег посыпались книжки, ручки, тетрадки и карандаши, яркие маленькие искорки брызнули из глаз. За что они её так? За что?
Светка сидела на снегу, и слёзы, без всякого желания, вдруг покатились по щекам. То ли от незаслуженной обиды, то ли она просто устала от уроков, тренировок, бесконечных брусьев, бревна и хореографии, а может, новый тренер, к которому её перевели совсем недавно, возможно в нём была причина? Светка и сама ещё того не понимала. Но только, словно ниоткуда, вдруг появилось ощущение усталости и какой-то никчёмности того, чем она с такой страстью занималась целый год. Светка сидела на снегу и тихо подрагивая плечиками плакала, как маленькая дура.
К ней подошёл мальчишка, толстый и краснощёкий, имени его она не знала, поняла только, что из бэшников. Весёлый смех и улюлюканье внезапно прекратились, в маленьком сквере стало тихо.
– Ну что ты, – сказал он Светке, – больно? Я не хотел, честное слово. Случайно получилось. Прости, я не нарочно, – он наклонился, – не плачь, пожалуйста, – и протянул ей руку в мокрой варежке: – поднимайся.
Она вытерла глаза ладошкой, отпихнула руку и, всхлипывая, скорее по инерции, принялась отряхивать пальто.
– Да правда, я не нарочно, – он и сам уже чуть не плакал. – Прости, я не хотел, – он поднял её портфель, сложил учебники, ручки и тетради: – вот, держи. А я тебя знаю, ты Света из второго А. А меня Коля зовут. Я здесь, недалеко, на Саблинской живу. Рядом с рынком. А ты?
– Дурак ты, Коля, – пальцем у виска покрутила ему Светка. – С рынка. И не лечишься.
Она взяла портфель, взглянула, не осталось ли ещё чего-то на снегу, но ничего не обнаружив, развернулась и пошла к дому не оглядываясь. И только почти у самого подъезда, словно что-то почувствовав спиной, она обернулась наконец, и тут заметила толстую, в сереньком, узком не по плечу пальто неуклюжую фигуру, плетущуюся грустно в отдалении.
Дома Светка умыла солёное ещё от слёз лицо, наскоро пообедала и села за уроки. К шести она должна была успеть в «Зенит» на тренировку.
Глава десятая
Как-то в начале ноября, вспоминала Светка, вечером, уже после занятий, тренер попросил её задержаться ненадолго. Она умылась, переоделась и, выйдя снова в зал, уселась рядом с выходом, на маленькой скамейке. Немного погодя к ней подошёл её наставник, и с ним ещё один, в красивом, явно фирменном костюме с тремя полосками на брюках и на рукавах. Светка, конечно, видела его не раз, здоровалась, как и со всеми остальными, но не более. Работал он с девчонками постарше, как говорят, с основой – основным составом.
– Ну, Светик, вот ты и выросла, – немного грустно улыбнулся ей, с этой минуты уже бывший её тренер. – Забирают от меня нашу девочку-красавочку. Придётся нам, похоже, миленькая моя, с тобой расстаться. Хотя и жаль, конечно! Вот, сам Михаил Юрьевич тобой интересуется, – он повернулся ко второму, очень серьёзному на вид, в нелепых каких-то и смешных немного очках в толстой роговой оправе тренеру. – Да, Михаил Юрьевич? – и снова посмотрел на Светку. – Смотри не подведи! Михал Юрич у нас товарищ строгий!
Михаил Юрьевич присел с ней рядом на скамейку:
– Ну что, Света, давай, что ли, знакомиться?
«И совсем даже не строгий, – подумала она. – Очень даже добрый дядечка…»
Он улыбнулся, посмотрел внимательно в глаза:
– Михаил Юрьевич. Твой новый тренер. А твоё имя, как видишь, мне уже известно. Ну что, вместе поработаем? Чемпионку из тебя делать будем… Олимпийскую. С завтрашнего дня… Ты как, не возражаешь?
Конечно, она не возражала. Как вообще она могла хоть что-то возразить старшему тренеру ставшего ей уже родным «Зенита»? И, несмотря на то, что расставаться с так полюбившимся молодым наставником ей было страшно жалко, ответственный характер здесь всё же взял своё. «Раз надо, значит надо, – подумала маленькая Светка, – а вдруг получится?..» Уже со следующего дня на тренировку она вышла в новой группе…