Прелести
Шрифт:
— А где же твои друзья хвалёные? — состроил удивлённое лицо Гамалей. — Ты же кричал, что у тебя такие кенты крутые, из любой беды вытащат!
— Да какие друзья?.. Друзья, — сник армянин. — Когда я нужен был, тогда и друзья были. А когда не нужен стал…
— Это знаешь почему? — вскочил с места Гамалей. — Потому, что и ты и дружки твои барыги-бизнесмены одеяло только на себя привыкли тянуть, а другие для вас пустое место. Когда трудно, бросаете на произвол судьбы потому, что одеяло становится вместительнее и теплее. Вспомни, как я здесь на улице подыхал, а ты мне вместо помощи открытки
— Ну, что ты, Серёжа, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.
— Я твоё к себе отношение в гробу видел, вместе с тобой и друзьями твоими. Плачешься: «Ой, как мне плохо, все меня бросили». А ты бы к нам, бритым, за помощью обратился, мы бы уж развели твоё дело как-нибудь. Да, пацаны? — и подмигнул нам с Серёгой. — Поимели бы с этого все чего-нибудь, так ведь ты с нами делиться не хочешь. Не обращаешься. Всё выгадываешь, как бы получше, да побольше. Вот потому и сидишь в дерьме, — он маленько успокоился и уселся назад в кресло. — Короче, выкладывай, что знаешь, а не то мы сейчас уйдём и сами всё равно всё выясним. Но после этого на жизнь никому не жалуйся.
Наступила пауза, в течение которой армянин прокручивал в голове варианты. Видимо, вариантов было не так много, и через пару минут Гарик принялся выкладывать всё, что знал.
— Ты понимаешь, Серёжа, я человек маленький, многого не знаю, — он покачал седеющей головой. — Я знаком с югославом, который знает Машу — владелицу этого кафе, тоже югославку. У неё есть подруга, хозяйка гостиницы, в которой живут проститутки.
— Соответственно, югославка, — вставил Гамалей.
— Кто?
— Ну, эта, в гостинице.
— А… Конечно, конечно, сербка. Вот. У них договорённость между собой. Теперь, насчёт самой Маши, — Гарик присел на край стола. — Она работает под югами, но с проституток денег не берёт. Они ей нужны для того, чтобы привлекать клиентов. А клиентура там своя, изысканная. Чужих не пускают. Девочки с них за раз до трёх тысяч берут, а Маша на шампанское, да на всё другое многократную накрутку делает. Все довольны. Сербы тоже с проституток денег не получают. Получают с них русские. Они же девок из России и поставляют. Кто эти русские, из какой бригады и на кого работают, я не знаю. Честно не знаю. Но могу передать им, через этого знакомого югослава, чтобы приехали на встречу с вами. Это всё, что я могу сделать, — Гарик замолчал и посмотрел на Гамалея. Тот молчал тоже. Затем поднялся с места и подошёл к окну.
— А чо думать, вызывай их на хрен на стрелку, там разберёмся, кто они и откуда! — вдруг вставил молчавший всё это время Серёга.
— Ой… — поморщился Гамалей. — Ладно, сделаем так. Скажешь своему югославу, что мы завтра в четыре вечера будем ждать этих русских в баре напротив Мулен Ружа. Там, где пальма в витрине. Знаешь?
— Да как-то нет…
— Найдёшь. Приходи в четыре часа тоже.
— А я-то зачем нужен? — растянул зрачки армянин.
— Не бойся. Уйдёшь, как только они появятся. Всё понял?
— Ну, да, Серёжа, ты же знаешь… — засуетился Гарик.
— Да знаю, знаю, — перебил его Гамалей. — И ещё… Пока ты отсюда не свалил, Андрей поживёт у тебя. Хорошо?
— Как это? Как это? — всплеснул руками армянин.
— Что ты раскудахтался? Как это, как это… Поживёт и всё. Парень он спокойный, из Сибири, в бою, блин, проверенный, так что, не бойся, — Гамалей опять подошёл к шкафу. — А шкафчик этот я прихвачу с собой всё-таки, нравится он мне. Ну-ка помогите кто-нибудь до машины дотащить. Андрюха, ты вроде поздоровей, — он взял за один конец и приподнял его, я поднял с другой стороны.
— Ну, это уже несерьёзно. Это просто… — застонал Гарик.
— Конечно просто, — улыбнулся Гамалей. — У нас всё просто. Раз и всё. А ты как думал? Понесли, Андрей. Спина-то здоровая? Мышцы не надорваны?
— Да нет, всё нормально, — выдохнул я.
— Вот и слава Богу, — и, повернувшись к застывшему с раскрытым ртом армянину, крикнул: — Открывай дверь!
Сверху на машине Гамалея, точно специально для этого случая, был приделан багажник. Пожалуй, всё-таки специально… Мы загрузили шкафчик наверх и крепко закрепили его верёвками. Затем присели на скамейку отдышаться.
— Ты не куришь? — не глядя на меня, спросил Гамалей.
— Нет.
— Правильно. Молодец. Я тоже не курю, — он проводил взглядом пару голубей, пролетевших над его авто. — Слышал, у тебя неприятности в Совке.
— От Серёги слышал? Так, ничего серьёзного, — неопределённо ответил я.
— Все мы здесь из-за этого. Мне вот тоже пришлось из Прибалтики от ментов линять. А сам я из Белоруссии, из Минска. Знаешь о таком городе?
— Ну, конечно.
— Держись пока нас. Работы здесь всем хватит, а люди нужны. Присутствовал ведь при разговоре. В Совке сидеть приходилось?
— Заезжал в централ воронежский.
— Ну, значит, здесь разберёшься, что да как. Только одно хочу сказать… — белорус поглядел на окна квартиры Гарика. — То, что вы с Серёгой несколько дней назад в том ресторане отчудили, знаешь, как называется?
Вместо ответа я тупо отвернулся в сторону.
— Вот, вот… Татарин, тот отмороженный наглухо. Если напьётся, не то что кабак, самолёт попрёт угонять, не задумываясь. Я давно понял, что его только могила исправит. А ещё если обкурится… Но ты-то пацан вроде серьёзный, зачем пьёшь так? Надо же, герои… Нажрались водки, и романтика в заднице заиграла. Три рубля прибавилось, а по десять лет корячится, если полиция до вас доберётся. Из-за каких-то грошей до старости в тюрьме сидеть? Не пей. Сам не пей и за Серёгой присматривай. А дел здесь и без пьяной пальбы хватит. Еще настреляетесь, — Гамалей встал со скамейки. — Ладненько, поехал я. Завтра в два у Вагнера. Скажи Серёге, чтобы всем пацанам передал. До завтра…
Он уселся в свою машину и тронулся с места. Резной шкаф на крыше ещё долго маячил на горизонте. Затем пропал и он.
Роберт был один из немногих волонтёров, кто прошёл со мной от Парижа до Кастельнадари. Он также сдал все тесты и получил погон-руж в один день со мной. В отличие от пацанов из Восточной Европы, Азии, Латинской Америки и Африки, ирландец подался в Легион не за деньгами и французским паспортом, а ради романтики. Был он худощавым, рыжим, конопатым и младше меня года на три.