Прелести
Шрифт:
Безразличие… Полное безразличие… День ложится на ночь и имеет последнюю во всех мыслимых позах. Эта бесплодная любовь рождает пустоту. Менты довольны — камера сверх спокойная. Эксцессов не бывает. Менты выполняют свою работу. Каждый живёт, как умеет… И всё-таки, почему такая апатия?
Один Бертник активен. Достал всех своим телевизором. Вчера наорал на Андрюху за то, что тот включил его слишком рано. Потревожил сон… Андрюха ничего не ответил, тёзка предпочитает не ввязываться в конфликты. Остальные сделали вид, что всё нормально, ничего не произошло. Я тоже.
Числа двадцатого всю хату повели
— Добрый день, — начал издалека оперативный работник.
— И вам того же, — вежливо ответил я, — Школин Андрей Григорьевич, шестьдесят восьмого года рождения, статья восемьдесят девятая, часть третья.
— Правильно, — он просматривал моё дело. — Ну, как тебе у нас?
— Живу помаленьку.
— А в камере как атмосфера?
— Да вроде нормально всё, — пожал правым плечом. — Обычные отношения между людьми, хотя… — и заметив, как навострил уши старлей, продолжил. — Да нет, всё нормально.
— Ну, и ладно, — кум перелистнул страницу. — Я вижу, дело у тебя серьёзное. Статья до восьми лет лишения свободы предусматривает. Да… Серьёзное дело, серьёзное… Но мы могли бы помочь тебе. Могли бы. Сам понимаешь — три года и восемь лет — разница большая. И в тюрьме по-разному сидеть можно. Можно и до суда свидание заработать, и передачи почаще получать, и письма на волю и с воли отправлять. Но это между нами, конечно…
— Ну, конечно, — согласился я. — Но ведь Вы, наверное, за просто так ничего этого делать не станете?
— Вот мы и поняли друг друга! — радостно раскинул руки в стороны и широко улыбнулся кум. — Я знал, что мы найдём общий язык.
— Н-да… — и почесал переносицу. — А можно немного подумать? Озадачили вы меня, гражданин старший лейтенант.
— Да чего тут думать, работать надо, — с твёрдостью Маяковского произнёс опер. — Ну, так как?
— Нет, я всё-таки подумаю.
— Ну, что ж… — он щёлкнул пальцами и посмотрел с таким видом, словно хотел сказать: «Моё дело предложить…» — Подумай, подумай… Можешь идти. Пригласи Чернова.
— Вопрос можно?
— Да, конечно.
— Чего это у вас дело Бертникова в стороне ото всех лежит? — кивнул головой на папку с фотографией Владимира.
— Идите… — он недовольно сунул дело в стол, — гражданин Школин.
В конце февраля состоялись суды, сначала у Макара, а следом за ним у Бертника. Первому дали шесть, а второму девять лет строгого режима. И сразу после этого хату стали раскидывать. Первым ушёл на химию Серёга Чернов. Затем перевели в другую хату Барона. Барон в последний раз сходил к «адвокату» и, вернувшись, сообщил, что «теперь точно отправят на зону — досиживать». Однако «досиживать» он переехал на третий этаж в точно такой же тройник… Андрюху забрали на этап, и больше мы о нём ничего не слышали. Бертника, не дав даже, как следует собраться, увели, как потом оказалось, в другой корпус. Телевизор остался в камере…
Пару дней мы оставались в хате вдвоём с Макаром. Юрик, который шесть лет лишения свободы воспринял, как несправедливую меру наказания, почти не разговаривал, лишь молча ходил взад-вперёд по проходу. Мы никак не могли понять, что происходит? Два человека в камере…
Наконец, в один из вечеров фреза открылась, и в хату заехали сразу три новых пассажира. Все из камеры сто тридцать восьмой. Первой из нашего ряда. Странный номер — три-восемь говорил сам за себя. Следующая камера имела порядковый номер сто двадцать три, и чётная восьмёрка на конце номера начальной хаты никак не вписывалась в логический ряд. Странная хата… Странная и со слов новеньких — деда «полосатика», мужичка лет сорока пяти и пацана моего возраста. Три-восемь не имела дорог и выходов на тюрьму, а единственным нормальным человеком, опять же со слов вновь заехавших, в ней оставался православный священник — Отец Сергий или просто Серёга. Это всё, что я успел узнать, потому что, сразу после заезда новых арестантов, кормушка открылась, и коридорный оповестил:
— Школин, с вещами на выход.
— Валерка, куда его? — подбежал к фрезе Макар.
— Переводят, — ответил знакомый мент.
— А в какую камеру?
— Не положено.
— Да ладно ты, заладил — не положено, не положено…
— В сто двадцать третью, скажи, чтоб поторапливался, — и закрыл кормушку.
— В два-три тебя, Андрюха, — Юрик подошёл и помог собрать вещи. — Это рядом, через камеру.
Пару простыней возьми, пару наволочек, одеяло. Там хата общаковая, не помешает. Найдёшь Козыря Андрюху, он раньше тоже здесь сидел, подойдёшь к нему, он с местом поможет. Да я ему сейчас сам отпишу. И передай вот это, — Макар протянул зеркальце и шприц. — Так, что ещё? Чай у тебя есть? Ну и хорошо. Давай сейчас по-быстрому чифирнём моего, свой тебе там пригодится, — Юрик закинул в чифирбак «машину» из параллельных лезвий и быстро приготовил чифир. Затем сунул «машину» мне в вещмешок и окликнул новых сокамерников: — Давайте пацана проводим, чифирнём на дорожку.
Когда заскрипела дверь, и на пороге появились менты, Макар встал и довёл меня до выхода:
— В час добрый, Андрюха. Бог даст, когда-нибудь свидимся, не в такой обстановке.
— В час добрый, Юрик. Пока…
Тяжёлая фреза закрылась, и я в сопровождении охраны двинулся по коридору.
Елагина я искал каждую ночь. Механизм поиска нужных людей в режиме параллельного мировосприятия приходилось изобретать и отрабатывать самостоятельно. Ночь за ночью. Научился находить, а точнее вытягивать в своё сновидение нужных людей. Вначале с трудом, затем, попрактиковавшись, уловил момент контакта. Стал понимать и чувствовать детали, ранее мне не известные…
Людей разделил на нормальных и зомби. Зомби улыбались, разговаривали, но при этом не представляли интереса. Пустые глаза выдавали, что их владелец в данное время не спит и, следовательно, передо мной стояли лишь телесные оболочки их владельцев. Бездушные, безумные.
Нормальными люди становились тогда, когда хозяева оболочки, подобно мне, спали. Но, разумеется, не осознавали, что спят. Моё преимущество перед ними выражалось именно в этом. Интересно было играть с нормальными в кошки-мышки. С зомби не то, что играть, бессмысленно было даже общаться — они со всем соглашались и ни на что серьёзно не реагировали.