Прелестная сумасбродка
Шрифт:
Пенелопа подняла глаза к потолку.
— Может быть, Софи, но ты сама видишь, что из этого вышло. Этот писака в «Еженедельнике» изобразил нас фантазерками без царя в голове, которые навыдумывали всяких ужасов и сами в них поверили. Он будто бы сам спустился в шахту и не нашел там ни одной женщины, ни одного ребенка! Естественно, Хетфилд и этот негодяй Пархем позаботились о том, чтобы их оттуда убрать!
— Нам следовало об этом подумать, — пробормотала Мэри.
— Папа слышал, — продолжала Пенелопа, — что все женщины и дети, работавшие на шахтах, уволены в одночасье.
— Не все, — покачала головой Софи. — Не отчаивайся, Пенни. Том Грандисон сегодня приходил к папе в больницу и просил передать нам, что ни о чем не жалеет. Он понимает, что мы спускались в шахту не из пустого любопытства, а потому, что близко к сердцу принимаем невзгоды шахтеров и надеемся облегчить их участь.
Но Пенелопа по-прежнему сидела, поникнув головой, и на глазах у нее блестели слезы. Мэри кусала губы, невидящим взором уставившись в никуда.
Софрония, сидевшая между ними, чувствительно ткнула обеих локтями в бока.
— Да вы меня слышите? — требовательно спросила она. — Уэстермир приехал сюда. Увидит ли он женщин и детей в шахтах, поверит ли нашей истории — не так уж важно. Ведь нищета и страдания встречаются не только в шахте; они окружают нас повсюду. Пархем не может за одну ночь превратить Стоксберри-Хаттон в земной рай. Пусть над нами смеются — это ненадолго, надо просто стиснуть зубы и переждать. Лично я, — добавила она, — не успокоюсь, пока не увижу, как этот негодяй Пархем получит по заслугам. А если он ускользнет от герцога, я сама всажу ему нож в брюхо!
— Перестань, Софи! — воскликнула Пенни. — Меня в дрожь бросает от твоих разговоров о ноже и убийстве. Подумай, что будет, если тебя кто-нибудь услышит!
Мэри задумчиво кивнула; перед глазами у нее стояло благородное лицо герцога.
— Софи права, мы достигли своей цели, — медленно произнесла она. — Уэстермир приехал сюда и теперь своими глазами увидит, откуда берется его богатство. Пусть все получилось не так, как мы ожидали, но я только рада, что нам не пришлось прибегать к шантажу и угрожать публичным скандалом…
Она запнулась, сообразив, что скандал-то был, и немалый.
— Если Уэстермир и сейчас ничего не увидит, — храбро продолжала она, — значит, он просто бесчувственная, бессердечная скотина!
— Что он может увидеть из окна кареты? — возразила Пенелопа. — Кто-то должен показать ему!
— Кстати, Мэри, ты ведь все еще его невеста, — добавила Софрония.
Мэри вскочила.
— Опять вы за свое? — вскричала она. — Господи боже, мы сидим и ждем, когда на нас обрушатся страшные кары, а вы еще надеетесь, что я окажу благотворное влияние на этого упрямого, несговорчивого, невыносимого…
Она вдруг запнулась и несколько секунд молчала. Грудь ее тяжко и бурно вздымалась, на глазах заблистали слезы.
— Поверьте мне, — продолжала она уже спокойней, — я его хорошо знаю. Если бы Уэстермир сейчас был здесь, одному богу известно, какая буря
Во дворе послышался стук колес. Пенелопа, сидевшая у окна, отодвинула занавеску, выглянула наружу и издала радостный вопль.
— Едет герцог в открытом экипаже! С ним папа, он просто сияет. И твой отец, Мэри, и твой, Софрония. А главное, сам герцог с ними!
Софрония тоже подбежала к окну.
— Мэри, а ты и не рассказывала, что твой сиятельный жених такой красавец!
В дверях появился преподобный Фенвик; за ним шли Ангус Макдугал и доктор Стек.
Мэри бросилась в объятия отца.
— Папа, милый, — восклицала она, — прости, что я причинила тебе столько хлопот! Всему виной мой ужасный характер!
Преподобный Эусебиус Фенвик поцеловал дочь в лоб и мягко отстранил от себя. Позади нее едва не подпрыгивали от нетерпения Софи и Пенни, также стремившиеся найти утешение в объятиях отцов. На герцога, стоящего в дверях, никто не обращал внимания.
— Не надо, дитя мое, — успокаивал ее викарий. — Все хорошо, что хорошо кончается. Но теперь твоим подругам придется уйти. Кучер герцога развезет их и их отцов по домам.
Софи и Пенни прощались с Мэри со слезами, словно не надеялись больше ее увидеть.
— Мужайся, Мэри, — шепнула на прощание Пенелопа. — Представь, как бы держалась на твоем месте мисс Уоллстонкрафт!
Дверь за ними закрылась. Герцог подошел к камину и, повернувшись к Мэри и ее отцу спиной, принялся рассматривать латунный подсвечник, томик Вергилиевых «Метаморфоз» и вазу с сухими цветами, которые стояли на каминной полке.
— Мэри, — вполголоса обратился к девушке отец, — его светлость хочет поговорить с тобой и попросил моего позволения сделать это наедине. Я буду у себя в кабинете.
Мэри вцепилась ему в руку.
— Папа, не уходи! — прошептала она. — Ради бога, не оставляй меня на растерзание хищнику!
— На растерзание? — поднял брови викарий. — О чем ты говоришь, помилуй, какой хищник? Я дважды разговаривал с Уэстермиром: он производит впечатление благородного человека. Кроме того, позволь напомнить, он твой жених. В беседе со мной он упирал именно на это. Не волнуйся и поговори с ним спокойно, — добавил он. — Насколько я понял, он уважает твои убеждения и намерен впредь прислушиваться к твоему мнению.
«Уважает твои убеждения»!
По спине у Мэри пробежал холодок. Один бог знает, что наговорил Уэстермир ее отцу!
Преподобный Фенвик вышел. Беспомощно проводив его взглядом, Мэри повернулась к герцогу.
Несколько мгновений они молчали, не сводя друг с друга глаз. Мэри смотрела на герцога со страхом, словно на хищного зверя; лицо Доминика было, как всегда, непроницаемо.
Огромный и широкоплечий, он, казалось, заполнил собой всю гостиную. Под его пронзительным взглядом Мэри дрожала как осиновый лист. Девушка заметила, что герцог постригся: черные кудри его больше не спускались на плечи. С модной «классической» стрижкой он стал еще красивее — хоть это и казалось невозможным.