Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги
Шрифт:
Пришел в себя он только под утро, на Ставрополье… или еще дальше. Колонна в составе Тигра Федерала и БТР-82 катила по дороге, забитой машинами, военными и гражданскими, катила на северо-запад, их никто не останавливал. В салоне — тряслись его люди — Дылда, Царек, Казак был за рулем. Голова была как чумная, руки жгло. Он попытался облизать их и не смог — потому что одна рука была прикована наручником к скобе наверху.
— Э… — капитан недоуменно посмотрел на своих людей — Дылда, ты чего? Что случилось то?
Дылда, пулеметчик
— А ты не помнишь, старшой?
— Нет. Да вы чего…
Дылда тяжело вздохнул.
— П…ец теперь нам, старшой. Как есть — п…ец.
Остановились у заправки — надо было заправиться, заодно и жратвы купить. Военная техника — много жрала…
Командиром национальных гвардейцев оказался совсем молодой парень. Он и предложил — за жизнь покумекать. Потому что всем понятно было — такое просто так не прокатит. Расстрелять не расстреляют, нет сейчас расстрелов. Но на пожизненку — запросто катит…
Как раз — и подошел к ОМОНовскому Тигру.
— Вы что, б…дь, охерели в атаке? — с ходу начал он.
— Базар фильтруй.
— Чего?! Ах ты…
Все вылилось в мордобой, короткий, но страшный, с кровянкой из носа, подбитыми глазами и хорошо, что без перелома костей тела. Драка за явным преимуществом закончилась победой ОМОН — в милиции рукопашка куда лучше поставлена, да и практика не в пример шире — в то время как гвардия в основном огнестрелом работает. И если бы не крик командира ОМОНа — армейских явно втоптали бы в землю…
— … Вашу мать!
Все остановились, тяжело дыша. Кто-то — вытер кровоточащий нос.
— Отстегни.
Казак, у которого были ключи от наручников, посмотрел на своих товарищей. Потом несмело шагнул вперед, отстегнул командира, быстро отшагнул в сторону. Берестянский — потер занемевшее запястье.
— Короче, так, кролики. Начал — я. У меня башню рвануло. Вы — всего лишь подумали, что совершено нападение, так? Потом — не сумели меня остановить вот и все. Я еду в Ростов, пишу повинную и пусть делают, что хотят. Судят…
— Командир, да ты сбрендил — сказал Дылда — ты чо, не помнишь, что с Будановым было.
— Плевать. Значит, так и должно быть.
— Да ни хрена так не должно быть — выругался Казак, самый младший в группе. Обычно его никто не слушал.
— Есть такой.
— Да в ж… такой закон! Братва, вы хоть въезжаете? Мы на досмотр пошли, а там — кровянка на коробочке [80] . А потом голову нашли! Я за командиром стоял, все сам видел! Голова там! С…ки! Им лекарства привезли, а они за это голову отрезали! Этой девке еще жить и жить было! Детей бы родила! Братва, да что же это такое?! Духи нас живьем режут! По закону хоть один ответил?!
80
В зависимости от контекста. Этим словом могут называть БТР, БМП или наоборот — небронированный грузовик.
— Кулаева [81] же на пожизненку закатали… — сказал кто-то.
— Пожизненку?! За три сотни детишек? Да его на куски рвать надо было! Всю семью, весь род извести под корень! Вывести Грады и все село его с землей сравнять.
— Ну, это ты хватил…
— А что — не так?! Не так?! Нас живьем режут! Духи в городах что хотят, то и делают! В Ижевске детей взорвали! У нас целая банда пришла. Ты уверен, что этот Кулаев сидит еще? Или выпустили уже, за взятку?
81
Нур-Паши Кулаев, единственный оставшийся в живых участник захвата школы в Беслане. Приговорен к пожизненному заключению.
— Ты к чему? — рассудительно сказал Дылда — ты к чему словами громыхаешь, молодой? Объяснись толком.
— А то, что я тогда тоже под суд пойду!
— Отставить… — сказал Берестянский.
— А вот хрен — оставить! Мы уже — вне закона! Что хочу, то и делаю! Я тоже стрелял! Пусть и меня судят тогда, заодно! И я стрелял!
— И я — вдруг сказал Царек — и я тоже стрелял.
— Да вы чо? — попытался осадить своих Берестянский.
— И я.
— И я.
— И я…
— Оставить. Вы, мать вашу, подразделение полиции! Вы закону служите!
— А что такое закон, командир? — спросил Казак — что такое закон, скажи? Это когда нас — можно, а нам — ни — ни. Это — закон?
В этот момент — Берестянский осознал, что своим поступком — превратил подчиненное ему подразделение ОМОН в вооруженную и особо опасную банду. И отступать — уже поздно. Некуда отступать. Все.
— Так…
Молчание было таким страшным, что боялись даже дыхнуть.
— Что делать будем? К границе двинем? Махновщину тут разведем? Бандитами как эти станем? Что — будем делать?
— На Украину рванем. — вдруг сказал Свояк, еще один из ОМОНовцев — а что. Дело благое, наши с врагом бьются. У нас — какое-никакое оружие есть, две машины есть, опыт есть. Как отобьем Украину — так там и останемся, в России нам делать нечего. А погибнем — так тому и быть, значит, судьба такая. Как считаете?
— Бред… — сказал Берестянский — нас там только и не хватало.
— А нас и не хватало, старшой — снова начал Казак — там вообще людей не хватает. Каждый нужен. А мы все же — не очкарики, боевое подразделение со снаряжением. Или в тюрьму или туда идти. Ну, командир?
ОМОНовцы молчали, но не враждебно.
— Тебя как зовут? — спросил Берестянский у гвардейца.
— Николаем. С Перми я.
— Тебе от нас отскочить — не поздно. Находишь первую же комендатуру, докладываешь о случившемся. Ты — не стрелял.
— Стрелял.