Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги
Шрифт:
В числе других пассажиров, следовавших в Ливию транзитом через Рим, был неприметный, неболтливый, но крепкий с виду и поразительно спокойный человек. На вид ему было около сорока — подтянутая фигура наводила на мысль о тридцати пяти, но обветренное, суровое лицо и застывшее пламя в глазах — поднимало эту планку до сорока пяти или даже больше. Тридцати трех — а столько было ему на самом деле — ему никто не давал.
Человек этот летел с обычным багажом, с каким летают военные. Бронежилет — современный, американского производства, компас, хороший фонарь, небольшой бинокль, мобильный коммуникатор и сотовый телефон, оба — в исполнении Heavy Duty для плохих условий эксплуатации, немного сухих пайков. Неброская, но крепкая, из современных тканей одежда, такая, такую шьют для наемников. Никакой воды — из-за угрозы террора на борт самолета с бутылками воды больше не пропускали. Он пил воду, покупая ее в аэропортах, не употреблял спиртного, питался в кафе быстрого питания,
В самолете — на него никто не обращал внимания, и он ни на кого не обращал внимания. Летел в экономическом классе. Единственно, что могло удивить — то, что он наотрез отказался сдавать свои вещи в багаж. Но места в самолете были — после закрытия Триполи многие отменили свою бронь…
Аэропорт Лампедузы был довольно приличным для этого маленького островка — бетонная полоса длиной тысяча восемьсот метров. С началом войны в Ливии — он превратился одновременно и в перевалочный пункт для военных грузов и в чудовищный лагерь беженцев для тех, кто бежал от войны в Европу. До Лампедузы добирались вплавь, на утлых рыбацких лодках, здесь беженцев никто не ждал — но они упорно прибывали и прибывали для того, чтобы занять место в трюме маленького рыбацкого траулера, ходящего по ночам до Сицилии. За рейс брали тысячу евро, можно было золотом — а золото у прибывавших из Ливии людей все же бывало, на Востоке многие вкладывают в золото. Добираясь до Сицилии — эти люди либо поступали в услужение (точнее в рабство) мафии, которая скоренько организовала подпольные фабрики по производству ширпотреба в горных сицилийских деревушках, либо пытались перебраться через пролив Мессина на материк. Основные блок-посты итальянских карабинеров и финансовой гвардии были именно там, они выполняли ту же роль, что и заградительные посты римских легионов тысячелетие с лишним тому назад: не допустить бегства рабов. Товары, произведенные на рабских фабриках пропускали беспрекословно: мафия хорошо платила и рисковать жизнью никто не хотел. Но многие все же перебирались через пролив — ровно для того, чтобы попасть на подпольные фабрики Ндрангеты, Онорато Сосьете или неаполитанской Каморры. Вход был один и выход был один и вариантов больше не просматривалось: после начала торговой войны с Китаем и девальвационной гонки эти подпольные фабрики — во многом заменили в Евросоюзе китайский ширпотреб. Никто не хотел ничего знать, никто не хотел ничего видеть и слышать: Италия, как и все страны Европейского союза балансировали на краю долговой ямы и рабский труд ливийцев, сомалийцев, египтян был тем эликсиром, тем наркотиком, который, впрыснутый в жилы в достаточном количестве мог хоть немного омолодить старушку Европу. До самой континентальной Европы мало кто добирался — но кто-то же добирался, и недавнее покушение на президента Франции говорило о том, что добирался с совсем недобрыми целями.
Аэробус-300 остановился на свободной стоянке, с одной стороны был Ил-76, с другой — новенький, собранный в Казани Ан-70. Ил-76 принадлежал авиакомпании Волга-Днепр, Ан-70 — МЧС России, которая тоже в последнее время стала серьезно подрабатывать на рынке коммерческих перевозок. Русских здесь было много, по всему аэропорту слышалась русская речь — свободные транспортные самолеты, способные совершать посадки на скверные, грунтовые аэродромы были только у России. Поэтому — больше половины контрактов на перевозки на дикую территорию — держала Россия.
Трап подали, но автобуса не было — единственный, который имелся здесь давно вышел из строя и чинить его никто не собирался.
Забросив сумку на спину, прилетевший из Рима человек встроился в цепочку людей, тащащихся к зданию аэропорта под палящим солнцем…
Таможенные формальности были сведены к минимуму — прилетевших проверять не было смысла, многие были по государственным или частным военным контрактам. Таможенник — шваркал какие-то печати в паспорт всем по очереди и ничего не проверяя, визы тоже не было нужно. Когда до него дошла очередь — человек из Рима сунул таможеннику русский паспорт и пластиковую карточку, похожую на международные водительские права.
— Николай Орлов? Контракт ООН?
— Да.
Шварк — проходи…
В самом аэропорту было душно, кондиционеры не справлялись. Пол не мыли, по крайней мере, месяц, везде — на пластиковых стульях, на вещмешках, на полу сидели люди, и их было много. Пахло немытым телом, потом и спиртным…
Орлов остановился перед висящим на стене телевизором с большим плоским экраном. Его мало кто смотрел, его присутствие ощущалось как некий фон. А вот Николаю — посмотреть было интересно.
Телевизор был настроен на CNN.
… и как только что стало известно, ударный авианосец «Джордж Буш» примерно час назад прошел через Гибралтар, чтобы присоединиться к авианосцу «Теодор Рузвельт», уже находящемуся у берегов бывшей Ливии. Напомним, что прошлой ночью самолеты палубной авиации США нанесли новые ракетно-бомбовые удары по целям в Восточной Ливии. Президент США в своем еженедельном телеобращении в ответ на вопрос о планируемом вторжении в Ливию заявила, что идет плановая перегруппировка сил в Средиземном море и «Теодор Рузвельт» проследует в Индийский океан после того, как «Джордж Буш» займет позицию. Однако, как подчеркнула госпожа Президент — удары по позициям боевиков, препятствующих стабилизации обстановки в Ливии будут продолжаться. Соединенные штаты — со всей решительностью обрушатся на экстремистов, препятствующих продолжению процесса примирения в Ливии, и заставят их выполнять решения контрольной комиссии по ливийскому урегулированию…
Контрольная комиссия по урегулированию заседала как раз в Риме, откуда он прилетел. США, ЕС, Россия и Китай плюс племенные вожди. За то время, которое прошло со времен ливийской революции — вожди научились кое-как носить костюмы, регулярно мыться и давать обещания. Изначально честные, примитивные бедуины — теперь они поняли, что Западу нужна только видимость. Достаточно сказать правильные слова перед камерой, с суровым видом подписать какой-то документ, пообещать соблюдать права человека — и их оставят в покое до очередной вспышки массового насилия или до вопиющего случая. Случая типа вырезанной на глазах западных репортеров деревни, массированной атаки лагеря ООН, угона автобуса вместе с врачами. Достаточно сделать несколько заученных движений — как в бальных танцах и этого в глазах Комиссии будет достаточно. Рим и Триполи существовали не по разную сторону одного моря, они существовали в разных вселенных, в разных временных и ценностных измерениях. Все лгали… западные союзники знали, что ливийцы лгут, но решать проблему не хотели, потому что… потому что не хотели. И ливийцы знали, что когда западные партнеры говорят о помощи — они лгут, потому что все что им надо — это нефть. Им наплевать на ливийцев, на племена, на арабов, на египтян… дайте нефть и все будет зашибись. И они смотрели друг другу в глаза, смотрели прямо и честно… и клялись в приверженности единым ценностям… и подписывали одни и те же документы… но в нескольких сотнях километров от них маховик вялотекущей войны вращался неторопливо, солидно, размеренно, перемалывая в кровавую кашу и арабов и ливийцев и войска ООН и американских контрактников охраняющих месторождения, и мужчин и женщин и стариков и детей с неотвратимостью бульдозера, которым трамбуют отходы на свалке. Каток медленно катился по стране, и хруст костей заглушался предсмертными криками попавших под каток людей, и кровавая жижа неторопливо растекалась, чтобы быть впитанной песком, который уже впитал кровь и римлян и французов и итальянцев и немцев и арабов и бедуинов… всех. В этом — были все равны. Все — едины.
Орлов знал это… он видел это и видел уже не раз, у него не было никаких иллюзий ни относительно прошлого, ни относительно настоящего, ни относительно будущего. Чечня, а потом Ирак… две разные и в то же время поразительно схожие войны… по разочарованию всех сторон, по изменению первоначальных целей, по запашку разложения, по общему ощущению медленно и неотвратимо надвигающейся катастрофы. Ничего хорошего не стоило ждать и здесь, и потому — Николай Орлов просто стал искать место, где бы ему пристроиться и немного отдохнуть…
— Эй, москаль!
Он обернулся. Наголо бритый мужик без типично-украинских вислых усов, но по акценту точно украинец — поднимался со своего тюка с вещами. Ну, да, как украинец — и без тюка с вещами…
— Это ты мне?
— Тебе, тебе. Че, по ногам как по асфальту?
Николай недоуменно пожал плечами. Вообще, в среде военных контракторов — а этот мужик судя по разгрузке именно к таким и относился — подобные разборки с хулиганскими предъявами типа «ты ваще с какого района?!» не были приняты. Все делали одно дело и работодатель в общем то был один — а американцы не терпели разборок по национальному признаку в армии и это, соответственно плавно перетекло в фирмы, занимающиеся частным военным бизнесом. Нет, иностранца по деньгам они конечно проще прокинут, чем американца — потому что иностранец не сможет нормально защитить свои интересы в американском суде. Но вот разборок между наемными иностранцами — они не терпели, потому что это вредило делу или могло навредить.
— Я не заметил, извини.
— А я тебе че, микроб?
Разборка плавно скатывалось к типично советскому «пойдем, выйдем».
— Э, Петро! — лениво сказал один из хохлов рядом.
— Глохни!
Все понятно. Любви между русскими и западенцами не было никогда — а теперь, после кровавой гражданской войны на Украине, где западноукраинцы приняли и принимали на себя основной удар войны — искрило повсеместно и по самым малым поводам. У каждого был счет, счет кровавый, западенцы и свидомые получили свое собственное государство — но отчетливо понимали, что оно существует ровно столько, сколько сильны поляки и американцы. Стоит хотя бы одному пошатнуться… и все. Это придавало свидомым дополнительной ярости, ярости от безысходности. Этот был ростом под два метра — и решил не упускать момента.