Преодоление игры
Шрифт:
С особенной остротой болезнь проявилась через год после возвращения. Мы с Юрой работали в одном институте, пришли туда практически в одно время. И вот настало лето 1973 года, пора отпусков. Полагался отпуск и нам, хотя в советское время получить его летом было роскошью, графики составлялись так, что летом люди отдыхали раз в два года. Но тут нам повезло, мы оформили отпуска, взяли семейную путевку в пансионат отдыха Академии наук УССР, что был в Бердянске, и на все дни уехали на морские купания.
Это был наш первый отдых на море, вид отдыха, о котором я не имела представления. А ведь, как известно, к жизни надо правильно готовиться, всегда — к любому ее периоду. Так и здесь. Я, конечно, волновалась, расспрашивала у бывалых людей, что надо брать с собой на море, но у горожан свои представления о вежливости и доброжелательности. Кто бы мне подсказал, что море есть море — прохладная стихия? Никто не сказал, даже в профкоме толком не рассказали о самом пансионате, какой он категории, какие удобства там есть, каких нет. Сама же я догадаться не могла и считала по–другому: лето есть лето — жаркая пора, разгул зноя. Таким я знала лето в степи, дома, возле наших теплых водоемов, в чем сказалась моя простота и неискушенность. И произошла нестыковка. Это теперь я так думаю, анализируя тогдашние события, потому что понимаю — первая ошибка была в том, что я плохо собралась. Мы не взяли с собой теплые вещи, кипятильник для нагревания воды, каких–то простых чашек для утреннего и вечернего чая, смены купальников, всегда необходимых на море салфеток и полотенец в достаточном количестве, простынок. Вообще, поехали налегке, словно вышли из дому на пару часиков.
А там нас встретили умеренное тепло, отсутствие горячей воды, пустой и неуютный номер без удобств, и ветры. К тому же из всевозможных отпускных забав было только море — ни телевизора, ни библиотеки, ни близких кинотеатров, просто катастрофически ничего, как в девственной пустыне. Досада и плохое настроение возникли сразу же. И все же беды, казалось, ничто не предвещало.
Ведь море было хорошее, чистое, сравнительно теплое. Только слегка штормило. Но это представлялось даже интересным — на прибрежном мелководье волны вздымались невысоко, как раз так, чтобы удобно было на них кататься. Мы с Юрой, взявшись за руки, стояли боком к надвигающейся волне и поджидали ее. Как только она подходила, мы подпрыгивали, ложились на гребень, и волна несла нас к берегу. Потом маневр повторялся. Незаметно прошло полчаса. Возможно, мы катались бы на волнах и дольше, но я не умею плавать и от напряжения, вызванного близкой глубиной, устала.
Мы вышли на берег и упали на коврик, сразу же ставший мокрым от наших тел, подставились солнышку, но, увы, его не было. При купании в волнах этого не замечалось. Ветерок, гнавший волны, обвевал и нас, так что в мокрых купальниках стало неуютно. Пришлось идти в комнату, а там — кровать, стул, тазик для смывания песка с ног и голые стены. Скука. Согреться негде и нечем. Постель выручить не могла, ибо представляла собой пляжный вариант, без теплого покрывала, вместо него была ситцевая простынка.
К вечеру у меня возник озноб, а утром появились кровь в моче и сильные боли. Недомогание быстро нарастало, так что скоро я уже не могла сдерживать крика. Кажется, там, в пустом медпункте, была медсестра, и она сказала, что лучше меня срочно везти домой. Легко сказать — в разгар сезона проблема с билетами могла свести человека с ума. К счастью, Юрин непосредственный начальник, руководитель группы Шпакунов И. А., приехал на отдых на своей «Волге». Он проявил участие и отвез нас на вокзал, а там не знаю, каким чудом достал нам купейные билеты на Днепропетровск. Всю ночь я не спала, меня не отпускала боль, а Юра где–то выпросил бутылку и делал мне из нее грелку. Это немного спасало.
Весь тот отпуск я проболела дома, да так сильно, что не вставала с постели. Простудные воспаления прошлись по мне волной. После цистита возникла ангина, потом еще что–то. Какой смысл все перечислять? На работу я вышла не отдохнувшая, измученная, бледная, не выздоровевшая до конца — напоследок в первые рабочие дни у меня разболелся зуб, и пришлось его удалять.
И вот после этого я уже болела постоянно, каждый месяц — острый цистит. Так прошло несколько лет, в течение которых я изучала свою болезнь с помощью календаря, где отмечала ее атаки. Однажды по какому–то неявному подозрению сравнила этот календарь с тем, где я отмечала свои критические дни. Оказалось, что цистит у меня возникает в канун этих дней, спонтанно — хоть на печке сиди, а он появится. Пришлось идти в гинекологию. А там обратили внимание на мои субфебрильные температуры и заподозрили туберкулез. Так я попала в областной тубдиспансер на обследование. Госпитализировали меня в гинекологию, но наблюдалась я и у уролога.
Эти женские палаты, где больные находятся подолгу… Чем они только там ни занимаются! Где–то все читают, где–то ходят на прогулки или смотрят телевизор, в другом месте с утра до ночи судачат о несносных пустяках… А тут все вязали, только я одна не умела. Меня это всерьез задело, я почувствовала упущение в своем развитии, что вовремя не овладела неким очень полезным и прекрасным делом, нужным для семьи. Непростительно!
Пришлось, пользуясь случаем, научиться. Теперь я умею вязать все, и даже люблю вязать, только времени на это жалко.
В палате я со всеми сдружилась, веселила грустных женщин, будучи уверенной, что у меня нет никакого туберкулеза.
Настала Страстная неделя. Во вторник вечером мы много шутили, смеялись. Но вот устали и решили спать. Улеглись. Выключили свет. Затихли. И вот… только–только начал накатывать первый сон, как что–то взорвалось, загрохотало и с уханьем прыгнуло ко мне на кровать. Раздался мой крик, услышанный мною словно со стороны, возник всеобщий переполох. Оказалось, это отвалился оконный карниз и вместе с занавеской упал на меня.
— На днях тебе будет неприятное известие, — громко сказала Катерина Тесленко, которая избавлялась тут от туберкулеза, нажитого на грязях при лечении бесплодия.
— Она дура, не слушай ее, — прошептала тетя Надя из Синельниково.
Среда прошла спокойно, не принеся никаких событий и новостей. Я повеселела, близились выходные, когда нас отпускали домой под предлогом того, что надо как следует выкупаться. И вот под Чистый Четверг мне приснился странный сон.
Был он очень похожим на явь, потому что продолжал реальные события. Будто на выходные дни приехала я из больницы домой, захожу во двор и сразу за воротами вижу разбросанные куски старой Юриной одежды, в которой он был в колхозе на первом курсе, — выгоревшего синего свитера из хлопкового трикотажа (были тогда такие, самые дешевые). И эти куски были окровавлены, будто кто–то рвал зубами одетого в них человека и разбрасывал оторванное по земле, а потом тело и плоть убрал. Я прошла мимо этих кусков, повернула налево к подъезду. И проснулась.
Утром я рассказала сон своим подругам.
— Да, — задумчиво сказала тетя Надя, чтобы ее слышала только я одна, — оказывается, и дура иногда может высказать стоящую мысль. Похоже, у тебя умер кто–то из родных, а упавший карниз был знаком.
— А как я говорила, так меня никто не поддержал! — подскочила на кровати Катерина, слава Богу, не услышавшая Надиных слов. — Вот тебе и известие!
— Какое? — спросила я, гадая, что по этому поводу придумает она.
— Не знаю, но сон точно вещий, — присутствующие дружно засмеялись.