Преодоление (сборник)
Шрифт:
Когда мне сообщили о смерти Сергея Сергеевича, то я даже не огорчился, а скорее порадовался за него, наконец-то они встретились со своей Лидушей, чтобы уже никогда не расставаться. Старый солдат, он умер почти в день Победы.
Конечно, Сергей Сергеевич был интеллигент и, наверное, эстет, а вот сосед мой по старой квартире, дядя Вася, в эстетстве никогда замечен не был. Скорее наоборот. Ему тоже пришлось ходить за болящей женой.
– Ты бы Васенька привел в порядок вход в подъезд, лавочку бы поставил, цветничок огородил. Ты же можешь, у тебя руки золотые. А я бы на лавочке посидела среди цветов, так хочется.
Дядя Вася, как правило, ничего ей не отвечал, но и делать ничего не делал. Считал, что блажит бабка; хватит с нее и лоджии. А как умерла наша соседка, так по весне дядя Вася не только свой, а еще и два крылечка у соседних подъездов облагородил, и лавочки поставил, и цветнички огородил.
Моя матушка однажды задает мне вопрос:
– Слушай-ка, отче, а тебе не приходила в голову мысль, где нас с тобой похоронят?
Я как-то никогда не задумывался над этим вопросом, честно сказать, он меня особо и не интересовал.
– Наверное, возле храма, – отвечаю, – все-таки мы его и восстанавливаем, и земли у нас вокруг полно. А потом, помню, как и владыка, посещая нас на престольный праздник, однажды меня спросил: «Ну что, батюшка, ты уже выбрал место для могилы, где мы тебя похороним»?
В устах нашего иерарха такие слова вовсе не угроза, напротив, они означают высшую похвалу. Для тех, кто не в курсе, поясняю. Если владыка доволен положением дел на приходе, то он благословляет тебя и дальше продолжить служение. Ты оправдываешь его доверие, значит, и планируй служить здесь хоть всю оставшуюся жизнь. А когда покинешь этот бренный мир, то и погребен будешь возле храма. Хотя представляю, как бы эта фраза звучала в устах, предположим, какого-нибудь губернатора во время его визита в отдельно взятый административный район. «Ну, что Иван Иваныч, ты выбрал место, где мы тебя похороним»? Иван Иваныч, точно бы, в первую же ночь и рванул бы куда-нибудь от греха подальше.
Как же мы все-таки отличаемся от мира!
Когда я высказал свое предположение матушке, то она вполне резонно и спрашивает:
– А как же я? Одна буду где-то лежать? Я не хочу одна. И потом, где гарантия того, что вновь не начнут рушить храмы, что мы сейчас восстанавливаем? Тогда и могилы священников наверняка пойдут под бульдозер. А так – как хорошо покоиться вместе со всеми, и самое главное, вдвоем.
Я и раньше замечал, как стали мы с матушкой входить в возраст и кто-нибудь из нас вдруг произносил эту фразу: «Когда я уйду, ты…», то другой всегда начинал спорить: «а почему ты думаешь, что первым уйдешь ты, а не я. Я не хочу оставаться здесь один, не хочу переживать тебя на земле». А иногда, в момент, когда от простого присутствия друг друга бывает очень хорошо, кто-то грустно вздохнет: «Как странно, однажды мы должны будем расстаться». И тогда смотрим друг на друга, словно пытаемся раз и навсегда запомнить черты любимого лица. «Но это расставание не будет долгим». «Конечно, ведь мы всегда будем вместе, а иначе зачем?..»
Не прошло и года после того матушкиного вопроса-требования, и мы специально выбрались с ней на наше кладбище, чтобы поступить так, как поступали наши мудрые предки. Мы долго искали местечко, которое бы нам понравилось. Оказывается, нелегкое это дело самому определиться с местом своего «последнего приюта». В конце концов, присмотрели несколько вариантов. Потом позвали смотрителя и показали эти места. Смотритель, наша верующая прихожанка, отнеслась к делу весьма принципиально, в отличие от нас с матушкой. Она сходу забраковала несколько выбранных нами мест, и все потому, что рядом были похоронены наркоманы, или самоубийцы.
Я говорю ей:
– Да мне все равно, кто рядом, меня больше притягивает красота места.
– А нам, батюшка, не все равно. Негоже священнику лежать в такой компании. Вот, здесь народ приличный, порядочный. Всю жизнь честно работали, детей людьми вырастили. Рядом с ними и застолбимся.
Через несколько дней участок огородили, и даже для верности поставили на нем чей-то старинный и уже ставший ненужным металлический крест.
– Вот, – говорю матушке, – здесь и будет наше с тобой последнее пристанище. Кстати, где ты думаешь лечь?
– Как обычно, – отвечает, – у стенки.
Я рассмеялся:
– Хорошо бы еще знать, где здесь эта самая стенка?
Общими усилиями мы все-таки договорились, что будем считать «стенкой».
Уже возвращаясь с кладбища, шли вдвоем, и как когда-то в молодости, держались за руки. Был прекрасный майский вечер, тепло, но не жарко. После прошедшего ночью дождя наливалась зеленой краской трава, пели птицы, и на их фоне особенно выделялся голос соловья.
И в этот момент мне неожиданно вспомнились слова, что читали мы когда-то в детстве в финале наших любимых сказок, но не обращали тогда на них никакого внимания: «Они жили долго и счастливо, и умерли в один день».