Преодолей себя
Шрифт:
Глава девятая
Случилось так, что заболела переводчица Клавка Сергачева. Что с ней случилось, толком Настя ничего не знала, и в жандармерию срочно вызвали ее. Войдя в кабинет к Вельнеру, она поздоровалась, он пригласил ее сесть, и она села на краешек стула. Неожиданно в комнату вошел Брунс. «Что ему надо? Почему пришел?»— подумала Настя с опаской.
Как правило, у Вельнера на допросах всегда был унтер Граубе с плетью в правой руке (он терзал свои жертвы в соседней комнате до потери сознания, если узник молчал), присутствовал кто-либо
Первым допрашивали шестнадцатилетнего белобрысого паренька из деревни Дехово, Сеню Петрухина. Он подозревался как член подпольной комсомольской организации, которая действовала в районе вот уже второй год, и гестапо несколько человек арестовало, но организация жила: провал был частичным. Настя почувствовала, что Сеня уже надломлен, кое-что сказал истязателям, но паренек мало что знал о подпольщиках. Он входил в одну из троек и был осведомлен о действиях своей тройки. Однако Вельнер добивался большего, и мальчишку уже не раз терзал Граубе, пытаясь вырвать новые дознания.
— Ты, паршивец, ходил в партизанский отряд в качестве связного? — допытывался Вельнер.— Когда ходил н с кем держал связь?
Настя перевела вопрос, а парнишка исподлобья глядел на вахтмайстера и молчал.
— Что, язык откусил? — Жандарм начинал злиться. — Мы всё знаем, что ты проделывал со своими дружками. Решительно всё!
— Я ничего не знаю,— еле слышно вымолвил Сеня и взглянул на Настю. Взгляд у него был настороженный, недоверчивый.
«Что он подумал обо мне? — мысленно спросила себя Настя,— Что-нибудь плохое, недоброе. Решил, видать, сразу, что продалась Усачева фашистам, выслуживается. А если бы он знал правду, кто я такая на самом деле? И хорошо, что не знает». Да и сама она мало знала Сеньку Петрухина, потому что он был из другой деревни и не ее ровня — моложе лет на пять. А вот его сестра Ирина Петрухина училась с Настей в средней школе в одном классе.
— А может быть, скажешь, с кем еще связан, кто был в вашей организации?
— Что знал, все сказал,— ответил он писклявым голоском и приготовился к тому страшному и неумолимому, что уже не раз испытывал. Роста он был небольшого, худенький, через порванную рубашку проглядывала правая ключица. Волосы по-петушиному взъерошены, а в глазах такая тоска и обреченность, что казалось, вот-вот он сейчас заплачет. Но он молчал и покусывал крепкими зубами нижнюю губу. Видимо, был зол на себя, зол на то, что не выдержал пыток и кой в чем сознался. Душу его, чистую и рыцарски благородную, терзали одни и те же мысли: что подумают о нем товарищи, если даже он и умрет под топором палача? А умирать он не хотел. Да и прожил-то всего с гулькин нос: и школу не закончил, и повоевать как следует не пришлось, и девчонку, сверстницу Гальку Воробьеву, недолюбил.
— Больше я ничего не скажу,— сказал он твердо и упрямо крутнул хохлатенькой головой.
Вельнер подал знак, и Граубе вывел Сеньку из комнаты.
Сеньку увели, и там, в соседней комнате, на его плечи безжалостно опускалась тяжелая плеть палача. Парнишка тонкоголосо стонал и временами повторял одну и ту же фразу: «Ничего больше не знаю... Ничего».
Потом наступила тишина, и не успела Настя опомниться, как в комнату ввели Светланку Степачеву. Взгляды их встретились. Настя словно бы замерла, оцепенела от неожиданной встречи. Она готова была провалиться сквозь землю. Где угодно могла повстречаться со Светланкой, но только не здесь. Подруга сильно изменилась, а ведь не прошло и месяца, как арестовали ее. Одежда изодрана, точно побывала девушка в лапах хищного зверя. На лице кровоподтеки, а правый глаз заплыл в бордовом наплыве синяка, но левый смотрел цепко и смело. Настя сразу поняла, что ее не сломили.
Светланка обвела всех взглядом, потом ее единственный зрачок снова остановился на Насте. И Настя глядела на нее. Смотрела спокойно, но сильно страдала. Она не могла не заметить на лице Светланки удивление, затем это мимолетное удивление сменилось презрительным выражением, словно кто-то сжимал ей удавкой горло. Она взглянула еще раз на Настю, а потом стала глядеть мимо людей, как бы не замечая никого, смотрела в окно: там, на улице, сновали взад и вперед солдаты, пофыркивали моторами автомашины и мотоциклы.
Настя отвела взгляд в сторону и увидела Брунса: он впился в нее глазами. Встретив этот изучающий взгляд фашиста, она сразу подумала, что он не только наблюдает за выражением ее лица, но и читает ее мысли. Она собрала всю свою волю и невозмутимо долго смотрела на него. Затем он отвел свой взгляд, повернулся к Светланке и задал ей вопрос на ломаном русском языке:
— Ты знаешь этот фрау?
Светланка встрепенулась и снова посмотрела на Настю. Лицо подруги перекосилось презрительной гримасой.
— Знаю,— ответила она.
— Кто он такой?
— Продажная шкура,— ответила Светланка.— Таких, как она, ждет неумолимое возмездие...
Настя похолодела, но и радовалась, что так правильно ответила Светланка,
значит, приняла за изменницу. Пусть будет так — это все же лучше для дела, которому она служит, ради которого идет на такой опасный риск. И в то же время было больно, что так отозвалась о ней подруга. Может, Светлана скоро умрет и, умирая, будет проклинать ее, Настю. Так и не узнает подлинной правды. Как это страшно!
Когда снова посмотрела на Брунса, то заметила, что тот был разочарован. Он, видимо, ждал теперь, что скажет Настя. А Настя молчала и чувствовала, как все с нетерпением ждут, что она скажет. Посмотрела на Вельнера — и тот буравил ее глазками и насторожил уши, большие, несколько оттопыренные, словно специально приспособленные для улавливания даже мельчайших шорохов. Уши фашиста иногда слегка пошевеливались. Настя сказала:
— Я знаю ее. Она из нашей деревни. Зовут Светланой, а фамилия — Степачева...