Преследование праведного грешника
Шрифт:
Она наконец вняла его словам.
— Порой я сама удивляюсь, зачем все это терплю, — сказала она без особой убежденности.
Ответ известен всем, подумал Ханкен.
Когда она удалилась, чтобы проявить свои кулинарные способности, Апман вновь занялся горным велосипедом. Присев на корточки, он распылил небольшое количество растворителя на цепь и шестеренки. В воздухе распространился приятный лимонный аромат. Нанося жидкость, Апман провернул назад левую педаль, чтобы растворитель пропитал все звенья цепи, и затем откинулся назад и уселся на пятки.
— Не
— Точно. А я поразмыслил над тем, что вы знаете. На сей раз мне хочется узнать, что вы думаете по другому поводу.
Апман взял с пола щетку.
— По какому поводу? — спросил он.
— Несколько месяцев назад дочь Мейдена сменила местожительство в Лондоне. Примерно в то же время она бросила учебу в университете и вовсе не собиралась возвращаться к занятиям юриспруденцией. Она решила заняться деятельностью совсем иного рода. Вам что-нибудь известно об этом?
— О деятельности совсем иного рода? К сожалению, ничего.
— Тогда почему она провела целое лето, выполняя для вас ту работу, которой обычно занимаются студенты-практиканты в перерыве между семестрами? Ведь это было для нее совершенно бесполезно.
— Не знаю. Я не задавал ей подобных вопросов.
Апман с крайней сосредоточенностью и дотошностью начал чистить щеткой велосипедную цепь.
— Вы знали, что Николь бросила университет? — спросил Ханкен и, когда Апман кивнул, раздраженно бросил: — Странная скрытность, приятель. В чем дело? Почему вы не сказали мне об этом во время нашего вчерашнего разговора?
Апман мельком глянул в его сторону.
— Вы же не спрашивали, — сухо сказал он, очевидно подразумевая, что у человека есть полное право не отвечать на вопросы, которых полиция не задает.
— Ладно, моя оплошность. Но теперь я спрашиваю: сказала ли она вам, что бросила университет? Объяснила ли, почему она так поступила? И когда она сообщила вам об этом?
Апман тщательно обследовал велосипедную цепь, проверяя каждое звено. Глубоко въевшаяся грязь из дорожной пыли и земли, смешанной со смазкой, размягчилась и каплями коричневой пены начала стекать на пол гаража.
— Она позвонила мне в апреле, — сказал он. — В прошлом году мы с ее отцом договорились о ее будущей летней практике. Мы сговорились еще в декабре. Я дал ей понять, что выбрал ее в силу нашей дружбы, а скорее, знакомства с ее отцом, и попросил известить меня заранее в том случае, если она подыщет себе что-то более интересное, чтобы я мог предложить работу другому студенту. Я имел в виду более интересное в плане законоведения, но когда Николь позвонила в апреле, она сказала, что ей вообще не нужна будет летняя практика. Мол, она нашла другую работу, которая ее больше устраивает. Работать там придется меньше, а денег обещают платить больше. В общем, любой обрадовался бы, найдя такую непыльную работенку.
— Она не сказала, какого рода ее новая работа?
— Назвала какую-то лондонскую фирму, я не запомнил названия. Мы не стали в подробностях обсуждать ее планы. Поговорили всего несколько минут, в основном о том, что она не собирается работать у меня этим летом.
— Но потом она все-таки приехала сюда. Почему же? Вам удалось уговорить ее?
— Ничего подобного. Через пару недель она позвонила еще раз и сказала, что у нее изменились планы и она сможет поработать у меня, если я еще не нашел ей замену.
— Она передумала бросать университет?
— Нет. Николь по-прежнему не хотела возвращаться к учебе. Я специально поинтересовался ее планами, и она подтвердила мне, что они остались неизменными. Но по-моему, ей не хотелось пока сообщать об этом родителям. Они придавали большое значение ее успехам. Как любые родители, знаете ли. И к тому же она знала, что ее отец приложил усилия, чтобы договориться со мной по поводу ее работы. Между ними были теплые отношения, и, видимо, по здравом размышлении она решила не расстраивать его, раз он так гордился ее успехами. «Моя дочь скоро станет юристом». Ну, вы понимаете, о чем я толкую.
— Но почему же вы взяли ее на работу? Раз она бросила университет и решила не возвращаться к учебе… Она уже не была студенткой. К чему было нанимать ее?
— Будучи знаком с ее отцом, я был не прочь пойти на маленький обман, чтобы не расстраивать его до поры до времени.
— Почему-то ваше объяснение, Апман, кажется мне откровенной ложью. Я думаю, вы собирались провернуть с дочерью Мейдена какое-то дельце. Вся эта чепуха с летней работой служила всего лишь прикрытием. И вы прекрасно знаете, чем она занималась в Лондоне.
Апман отвел загнутый конец щетки от звеньев велосипедной цепи. Остатки жидкой грязи стекали с нее на пол. Он посмотрел на Ханкена.
— Я сказал вам вчера всю правду, инспектор. Все верно, она была привлекательна. Она была умна и сообразительна. И я вовсе не скрипел зубами при мысли о том, что в период летнего затишья в моей конторе будет работать обаятельная и образованная молодая женщина. Мне подумалось, что она будет служить визуальным отвлечением. Но я не тот человек, который забывает о делах из-за приятных визуальных отвлечений. Поэтому когда она захотела возобновить договоренность, я с радостью согласился принять ее на работу. Как и все мои партнеры, кстати.
— Так значит, она трудилась на вас в поте лица?
— Черт побери, перестаньте. Это ведь не допрос враждебно настроенного свидетеля. Нет смысла пытаться поймать меня на ошибочном высказывании, поскольку мне нечего скрывать. Вы попусту тратите время.
— Где вы провели девятое мая? — продолжил Ханкен.
Апман нахмурил лоб.
— Девятое? Нужно заглянуть в ежедневник, но скорее всего на встрече с клиентами, как обычно. А в чем дело? — Он пристально взглянул на Ханкена и с легкостью прочел на лице инспектора все его тайные мысли. — Ага. Должно быть, кто-то заезжал в Лондон повидать Николь? Я прав? Уговорить, а может, даже заставить строптивую девицу провести блистательное лето в Дербишире, снимая показания с домохозяек, охладевших к своим супругам. Так вот вы о чем думаете?