Преследование праведного грешника
Шрифт:
— Я не смог дотянуть до пенсии, — глухо произнес он. — Пришлось уйти в отставку, ты знаешь. Я без единого слова ухватился за эту работу, потому что она к чему-то вела. Так я говорил себе. И им. Нэн и Николь. Всего несколько лет, убеждал я их. А потом мы будем жить в достатке.
С трудом волоча ноги, он заставил себя дойти до Линли, но этот переход, похоже, отнял у него последние силы.
— И ты видишь, куда это нас привело. Моя дочь мертва, а сам я перебираю имена пятнадцати мерзавцев, готовых ради денег убить собственных матерей. Так почему же, черт возьми, я поверил, что они, отсидев свой срок, исчезнут и никогда больше не будут докучать мне?
Взглянув
— Вы подготовили для нас список. Я перечитывал его всю ночь. Три раза. Четыре. И вот к какому выводу я пришел… Ты хочешь узнать?
— Да.
— Я убил ее. Такие вот дела. Это я во всем виноват.
Сколько раз приходилось Линли сталкиваться с этой потребностью взять вину на себя? Сотню? Тысячу? Вечно одно и то же. И если существовали какие-то правильные слова, способные ослабить чувство вины у тех, кто столкнулся с жестокой реальностью безвременной смерти любимых людей, Линли пока так и не узнал их.
— Энди… — начал он.
Мейден прервал его.
— Ты помнишь, каким я был орлом? Оберегал наше общество от «криминальных элементов», так я говорил себе. И мне удавалось неплохо справляться с поставленной целью. Я даже гордился своими достижениями. Но я и подумать не мог, что, пока я уделял все свое внимание нашему чертову обществу, моя собственная дочь… моя Ник… — Его голос дрогнул, — Прости,
— Нечего извиняться, Энди. Все в порядке.
— Никогда больше ничего не будет в порядке. — Мейден открыл книжицу и, вырвав из нее последнюю страничку, протянул ее Линли. — Найди его.
— Мы найдем.
Линли знал, как неутешительно звучат его слова: разве может арест какого-то преступника облегчить горе Мейдена? Тем не менее он сообщил, что поручил одному из своих людей в Лондоне прошерстить все архивные дела Особого отдела, но отчета от него пока не поступало. И следовательно, любые подготовленные Мейденом данные — возможные имена, преступления или детали расследования — помогут сократить время бдения за компьютером в два или даже в четыре раза, что позволит тому офицеру заняться непосредственным поиском вероятных подозреваемых. Мейден оказал полицейским большую услугу, и они постараются не остаться в долгу.
Мейден вяло кивнул.
— А чем же еще я могу помочь? Дай мне какое-нибудь поручение, Томми. Мне нужно что-то делать, иначе я свихнусь от ночных кошмаров… — Запустив пятерню в свою шевелюру, он откинул назад по-прежнему вьющиеся и густые, но совсем седые волосы. — Хрестоматийный случай. Я хватаюсь за любые дела, способные отвлечь меня от этого.
— Естественная реакция. Нам всем приходится защищаться от потрясений, пока мы не будем готовы пережить их. Таков удел человека.
— Это… Так я называю то, что произошло. Потому что если произнесу вслух, что именно случилось, то все станет реальностью, а я не думаю, что смогу выдержать ее. Никто и не рассчитывал, что вы быстро справитесь с ситуацией. Вам с женой нужно какое-то время уклоняться от осознания случившегося. Или даже отвергать то, что случилось. Иначе вы совсем расклеитесь. Поверьте, я вас понимаю.
— Понимаешь?
— По-моему, вы сами знаете, что понимаю. — Следующую просьбу было особенно трудно высказать. — Мне необходимо осмотреть вещи вашей дочери, Энди. Вы хотите присутствовать при этом? Мейден нахмурился.
— Все вещи в ее комнате. Но если вы ищете связь с Особым отделом, то при чем здесь спальня Николь?
— Возможно, ни при чем, — сказал Линли. — Однако сегодня утром мы побеседовали с Джулианом Бриттоном и Уиллом Апманом, и обнаружилось несколько деталей, которые нам хотелось бы проверить.
Боже милостивый! Вы думаете, что кто-то из них… И Мейден устремил невидящий взгляд в окно за спиной Линли, очевидно гадая, какие ужасные детали могли выясниться в разговорах с Бриттоном и Апманом.
— Пока слишком рано делать какие-либо выводы, Энди, — быстро добавил Линли.
Выйдя из задумчивости, Мейден посмотрел на Линли и не сводил с него взгляда долгих тридцать секунд. Наконец он уразумел смысл его слов. Они вместе поднялись на второй этаж, и Мейден, открыв дверь в спальню дочери, остановился на пороге, наблюдая за тем, как Линли осматривает вещи Николь.
Большинство из них вполне соответствовали тому, что молено найти в комнате любой двадцатипятилетней женщины, а многие вещи стали подтверждением слов Джулиана Бриттона и Уилла Апмана. В деревянной шкатулке лежали свидетельства того, что Николь любила украшать самые разные части своего тела. Простые золотые колечки различных размеров предназначались для ее пупка, соска или губы; одиночные булавочные сережки предполагали наличие дырочки на языке, а крошечные гвоздики с рубиновыми и изумрудными головками и навинчивающимися гаечками вполне могли вставляться в крылья носа.
В гардеробе хранилась фирменная одежда, на ярлыках значились названия знаменитых домов высокой моды. Наряды Николь полностью подтвердили заявление Апмана о том, что на получаемую у него зарплату она не могла бы позволить себе так шикарно одеваться. Но имелись и другие свидетельства того, что кто-то удовлетворял дорогостоящие причуды Николь Мейден.
Многие вещи в ее комнате говорили либо о весьма значительном личном доходе, либо о наличии солидного партнера, стремившегося добиться расположения девушки богатыми подарками. В шкафу обосновалась электрогитара, а рядом со шкафом стояли динамики, проигрыватель компакт-дисков и радиоприемник, которые могли бы стоить Николь всей ее летней зарплаты. На вращающейся дубовой стойке хранились сотни две или три компакт-дисков. На цветном телевизоре в углу комнаты лежал мобильный телефон. На полке под телевизором аккуратным рядком расположились восемь кожаных дамских сумочек. Все в этой комнате говорило о склонности к роскоши. Все свидетельствовало о том, что по крайней мере в одном отношении последний работодатель Николь был прав. В противном случае приходилось предполагать, что девушка доставала деньги каким-то другим способом, который в конечном итоге и привел се к смерти: продажей наркотиков, шантажом, контрабандой, присвоением чужих денег. Но при мысли об Апмане Линли вспомнил еще одну фразу, брошенную адвокатом.
Перейдя к комоду, он начал выдвигать ящики с шелковым нижним бельем и ночными сорочками, кашемировыми шалями и шарфами, фирменными, едва ношенными носочками. В одном из ящиков, насколько он понял, хранилось исключительно походное снаряжение: там лежали шорты защитного цвета, сложенные свитера, однодневные сухие пайки, подробные топографические карты и серебряная фляжка с выгравированными инициалами владелицы.
Только в двух нижних ящика комода хранились вещи, не похожие на фирменные изделия из магазинов Найтс-бриджа. Но и эти ящики, подобно остальным, были заполнены доверху. В них находился целый склад шерстяных свитеров самых разнообразных стилей и расцветок, и на вороте каждого изделия имелся вышитый ярлычок: «Связано любящими руками Нэнси Мейден». Линли задумчиво провел пальцами по одному из ярлыков.