Пресс-хата для Жигана
Шрифт:
Официантка закончила уборку и, составив посуду пирамидой на красный пластиковый поднос, направилась к двери, ведущей на кухню. По пути она еще раз одарила посетителя неприязненным взглядом. В ее синих, как январский лед, глазах блеснули искорки презрения. У женщин с развитым инстинктом такие типы не могут не вызывать отрицательных эмоций. Петрушак отразился в синих льдинках, словно в зеркале. Худой, в видавшем виды пиджаке с плечами, припудренными перхотью, он напоминал ростовщика из романов девятнадцатого века про петербургские трущобы: такой же непрезентабельный,
— Стерва, — процедил он сквозь зубы, дожевывая булочку с горькой корицей внутри.
Следак доел обед, но уходить не спешил. Ждал бывшего подопечного, которому назначил здесь встречу. Когда-то Геннадий Семенович спустил на тормозах дело, заведенное на изготовителя фальшивых дипломов и удостоверений.
Бывший подследственный ремесла своего не бросил. По-прежнему рисовал левые ксивы, водительские права и прочие бланки. Раз в квартал несостоявшийся художник приносил Петрушаку конверт с деньгами. Между ними был негласный уговор: «художник» серьезных бумаг не подделывает, о самых интересных заказах сообщает Геннадию Семеновичу и регулярно отстегивает оговоренную сумму. Следак, в свою очередь, обеспечивает ему прикрытие, как особо ценному осведомителю.
Ментовская крыша стоит дорого, но «художник» не роптал. Договор устраивал обе стороны.
В этот день Геннадий Семенович Петрушак ждал не только заветный конверт.
Ровно без четверти два в кафе вошел аккуратно одетый субъект, похожий на гида интуристовских групп. Осмотрев зал сквозь очки в золотой оправе, он уверенно направился к столику, где сидел Петрушак. Элегантный гость резко отличался от неопрятного следака, как фазан от взъерошенной городской вороны.
— Привет, Репин. Когда персональную выставку в Третьяковской галерее откроешь? — поддел изготовителя фальшивок Петрушак.
Следак чувствовал себя неважно. Перед глазами маячили стройные ноги официантки, а услужливое воображение дорисовывало то, что скрывалось под коротенькой кружевной юбкой. Неудовлетворенное желание вызвало у следака злобу.
— Издеваетесь, Геннадий Семенович. — вяло отмахнулся рисовальщик фальшивок, известный в криминальных кругах под прозвищем Картон.
Без лишних слов он достал из внутреннего кармана конверт. И, передавая деньги, не удержался от ответной колкости:
— Пересчитывать будете?
— Борзеешь, Картон. Нюх потерял? Хочешь в камере поюморить? — принимая конверт, пригрозил следователь.
— Вы меня не так поняли, — заюлил подопечный.
— Не гони волну, Тициан. Я тебя понял, как надо. Работа у меня такая: козлов вроде тебя понимать.
На всякий случай Геннадий Семенович приоткрыл конверт, сунул в него руку и когтем перебрал аккуратную стопку купюр. Затем, неожиданно для гостя и даже самого себя, понюхал их, ощутив тот специфический запах, который имеют лишь купюры, только что вышедшие из типографии Гознака.
— Не доверяете, — обиделся Картон, снимая очки.
Без них рисовальщик походил на подслеповатого крота, выползшего из норы погреться под ярким
— Золотое правило: доверяй, но проверяй, — бросил следователь, перекладывая содержимое конверта в потертое портмоне, напоминавшее изношенную подошву.
Кафе стало наполняться посетителями. В соседней конторе наступил обеденный перерыв. Однако столик, где сидели следак и Картон, все обходили стороной — их вид мог любому испортить аппетит.
— Что нового в мире? — за невинным вопросом Петрушака скрывалось требование информации.
— Ничего интересного, — уклончиво ответил гость.
— А если напрячь извилины?
— Напрягай не напрягай, все по-прежнему.
— Слушай, Картон. Тут ребята из соседнего отдела одного ухаря повязали. Вдувал в подземном переходе удостоверения инвалидов второй группы. Твои разукрашки?
Поставив локти на стол, Петрушак подпер подбородок. По большому счету левые удостоверения его не интересовали. Подобным ремеслом забавляются любители, имеющие доступ к множительной технике или обладающие элементарными навыками рисования и гравировки. Но подопечного следовало держать в страхе, иначе выйдет из повиновения.
Гость секунду молчал, нервно заламывая тонкие пальцы.
— Чего нахохлился, Картон? — гипнотизируя рисовальщика взглядом, спросил следак.
— Я по мелочовке не шустрю. Не мой профиль.
— И на старуху бывает проруха.
Изготовитель фальшивок оскорбленно поджал губы. Вернув очки на прежнее место, отверг необоснованные подозрения:
— Разве мало шантрапы в подземных переходах тусуется? Что, мне за каждого урода отвечать? Вы, Геннадий Семенович, извините, сегодня не в своей тарелке. Пургу гоните не по делу. Наезды какие-то бестолковые устраиваете. Объясните толком, зачем напрягаете. А то базара не получится.
— Ладно, Картон. Не напрягайся, Ты прав. До дешевого фальшака мне дела нет. Это я так. На понт беру, — изменил тон Петрушак.
Он нагнулся. Исчезнув под столом, достал видавший виды портфель, положил потертое хранилище документов себе на колени. Долго возился с тронутыми ржавчиной замками. Потом что-то перебирал в картонной папке. Картон следил за его манипуляциями с нескрываемым отвращением.
«Вот жмот. Капусту рубит — по-черному, а одет как обсос. Даже кейса купить не может. Ходит, точно бомжара с позорной котомкой… Хотя на хрена ему понты кидать. За Петрушаком власть. Захочет — небо в полоску нарисует, а захочет — даст подышать», — невесело размышлял Картон.
Найдя нужный документ, следователь бросил незакрытый портфель под ноги, зачем-то взял со стола розовую бумажную салфетку с обрезными краями, расстелил и выложил на нее книжицу в черной обложке с золочеными уголками. По формату и толщине документа Картон сразу определил, что перед ним паспорт.
— Взгляни, — велел следак.
Тонкие пальцы Картона перелистнули страницы. Он поднес документ к глазам, внимательно рассмотрел фотографию, прочел данные владельца паспорта.
— Ну? — нетерпеливо спросил следак.