Пресса
Шрифт:
Он сделал вид, что крайне удивлен и что она непоследовательна:
– Ты хочешь от меня то, о чем первоначально сама не желала слышать, - о всяких мерзостях, которые и должны были загнать Бидела в угол. По-твоему, если уж он пожелал уйти в тень, значит, ему есть за что стыдиться, и об этом ты решительно, щадя себя, отказывалась слушать. С тех пор, - улыбнулся Байт, - у тебя прорезался к нему интерес.
– Как у меня, так и у тебя, - возразила Мод. - Теперь во всяком случае я не боюсь.
Он помолчал.
– Ты уверена?
– Вполне. Необходимость ясности одержала
– А к чему тебе знать? - осведомился молодой человек. - Я понимаю, тебе это нужно, или кому-то нужно, будь мы героями "кирпича" или даже, хотя и в меньшей степени, "осколков". Но поскольку, дорогая моя крошка, мы, увы, толчемся лишь среди веселой кутерьмы, называемой жизнью...
– Тебе пироги и пышки, а мне синяки и шишки? - Мод отодвинула стул, взяла свои старенькие перчатки, но, натягивая их, не забывала ни о своем приятеле, ни о своей обиде. - Я не верю, - проговорила она наконец, - будто там вообще что-то есть или когда-либо было.
– Ой-ой-ой! - рассмеялся Байт.
– Ничего там нет, - добавила она, - "за этим", никаких ужасов.
– Предположим. Значит, ты продолжаешь считать, - сказал Байт, - что учиненное этим беднягой целиком на мне? Да, коли так, плохи мои дела.
Она поднялась и, стоя перед ним, разгладила последние складочки на перчатках.
– И коли так, мы - если взять круг пошире - тоже среди героев пресловутого "кирпича".
– Мы - нет, во всяком случае в том, в чем это касается нас самих. Мы зрители. - И он тоже поднялся. - Зрителям надо позаботиться о себе самим.
– Что и говорить. Бедняжки! - вздохнула Мод. И так как он стоял с таким видом, будто ждет от нее еще чего-то, она прояснила свою позицию - а позиция ее теперь заключалась в том, чтобы помучить его чуть-чуть. - Если ты знаешь о нем то, чего она не знает и я тоже, так она знает - и я тоже - много такого, чего не знаешь ты.
– Конечно, если речь как раз о том, что я пытаюсь извлечь из тебя. Ты что, боишься - я это продам?
Но даже эта шпилька, которую она в полной мере оценила, не произвела на нее впечатления.
– Значит, ты решительно ничего мне не скажешь?
– То есть, если я скажу тебе, ты скажешь мне?
Мод ответила не сразу, соображая:
– Пожалуй... да, но только на этом условии.
– О, тогда тебе не о чем беспокоиться, - заявил Говард Байт. - Я просто не могу, голубчик мой, не могу. И вообще, если это выйдет наружу...
– Вот я и подожду, когда выйдет. Но должна тебя предупредить, добавила она, - мои факты наружу не выйдут. Ни за что.
Он ответил не сразу, взвешивая.
– Почему же ни за что, если натиск на нее продолжается? Возможно, даже сейчас. Почему, если она принимает и других?
Ах так! Мод тоже успела все хорошенько обдумать.
– Она-то их принимает, да они не способны принять ее. Другие! Они вроде этих твоих - долдонов. Другие не поймут, другие не в счет, они не существуют. - И она направилась к выходу. - Нет никаких других.
И с этими словами Мод открыла дверь, чтобы выйти на улицу, не поведя и бровью, когда Говард, догнавший ее, объявил в ответ, что второй такой, как она, конечно же, во всем свете не сыщешь; но не успели они ступить и шагу, как последнее ее утверждение оказалось полностью опровергнутым. Тот другой, которого они выкинули из памяти, так-таки никуда не делся, и теперь ими напрочь забытый, явно повсюду их разыскивавший и каким-то верхним чутьем разыскавший, в лице Мортимера Маршала, преградил им путь.
Глава 9
Он входил, а они выходили, и его "Я так и знал, что где-нибудь на вас наскочу", с невозмутимым простодушием брошенное им в лицо, произвело на них - мгновение спустя - такое впечатление, как если бы перед ними вдруг разостлали огромный пушистый ковер в цветах и узорах, приглашая на него ступить; и в них заговорила совесть. Ответный их возглас вряд ли мог, по ощущению Мод, сойти за радушное приветствие, и, лишь увидев, как это безразличие, в свою очередь, остудило бедного джентльмена, Мод вдруг поняла, до какой степени они с Байтом были все это время поглощены друг другом. И все же физиономия Маршала, пока они, застряв в дверях, уклончиво молчали, не предлагая ему ни вернуться вместе в закусочную, ни отправиться куда-либо в другое место, - физиономия эта, маячившая перед ними в ожидании обещанных Байтом указаний, чем-то похожая на нарядную бонбоньерку, мелковатую и удобную только своей плоскостью, - вызвала в памяти нашей героини сладкие мечты, которые ее спутник навеял бедному джентльмену в их последнюю встречу, и это сразу несколько изменило - в сторону сочувствия при всей его глупости - ее отношение к нему: ведь Байт и на ее счет позволял себе забавляться. На какой-то миг она ощутила себя союзницей их незваного гостя и в порыве добрых чувств, уже не раздумывая, повернулась к Байту:
– А вот и твой неуемный претендент, - сказала она, - на вакансию, которая теперь так кстати открылась.
– Я осмелился, - сразу оживился мистер Маршал, - прийти, чтобы напомнить вам - время не ждет.
Байт окинул его несколько двусмысленным взглядом:
– Боитесь, как бы вам не перебежали дорогу?
– Свято место пусто не бывает.
– Мистер Маршал полагает, - Мод снова выступала его рупором, - что оно, пожалуй, чересчур стремительно освободилось.
Мистер Маршал не замедлил оценить - в свойственной ему широкой открытой манере - помощь, которую она оказала ему своей находчивостью.
– Да, я, знаете ли, хочу попасть на газетную полосу, прежде чем что-нибудь еще произойдет.
– А что, - осведомился Байт, - вы боитесь, может произойти?
– Мало ли что. - Он улыбнулся. - Я сам - разве вы не понимаете? - сам хочу произойти. Первым.
Тут и Мод Блэнди невольно впала, разъясняя своему приятелю, в тот же сладкий полупросительный тон.
– Да уж, произведи его. Что тебе стоит его произвести!
– Пожалуйста! Что вам стоит меня произвести, - подхватил Мортимер Маршал.