Преступление победителя
Шрифт:
Кинжал попал к Арину случайно. Арин вообще должен был умереть или остаться изуродованным до неузнаваемости. Возможно, и то, и другое сразу. Напомнить императору о его промахе было приятно. Еще приятнее — припугнуть ведь ему придется объяснять придворным, почему кинжал, принадлежавший невесте его сына, висит на поясе у Арина.
— Так вы позволите мне уехать? — спросил он.
— Мой дорогой губернатор, что за вопрос! Нам будет вас не хватать, но, разумеется, мы не станем удерживать вас силой.
Арин уже решил, что император так и не скажет ничего о темно-красной ране у него на лице. Но тот вдруг добавил:
— Какие аккуратные стежки.
После чего Арина отпустили.
— Желаю вам добрых течений, — сказал кто-то вслед, когда Арин вышел из зала для приемов и зашагал по пустому коридору.
Арин обернулся и увидел Ришу. Ее голос звучал тепло, но фраза была странной. Вероятно, она перевела восточное пожелание на валорианский.
— Я рада, что вы уезжаете, — добавила принцесса. — Вам здесь не место. Не стоит оставаться там, где вам не рады, за это можно дорого заплатить.
Арин невольно потянулся к ране. Прикосновение собственных пальцев заставило его поморщиться и сжать зубы. Его лицо уже не станет прежним, но что с того? Может, так даже лучше. Арин был слишком мягким, доверчивым, чувствительным. Слишком похожим на себя в детстве, до войны. Вчера тот мальчик из прошлого заставил вернуться и отыскать Кестрель в лунном свете у реки. Этого мальчика больше нет. Наконец-то Арин стал кем-то другим.
— Я не знаю, как вы это терпите, — ответил он Рише по-валориански. Слова прозвучали тяжело и неуклюже. Арину никогда не нравился этот язык.
Риша нахмурилась.
— Терплю что? Жизнь в императорском дворце? — Она покачала головой. — Здесь мой дом.
Упоминать Тенсена и сведения, которые, возможно, Риша передавала ему, было слишком опасно. Сейчас они разговаривали одни, но двери зала могли открыться в любую секунду. Поэтому Арин ответил коротко и на своем родном языке:
— Спасибо.
Риша посмотрела на него в недоумении.
— Я не говорю по-гэррански, — напомнила она.
Арин все объяснил бы, но двери и впрямь отворились. Придворные высыпали наружу и удивленно посмотрели на Арина с Ришей. Губернатор Гэррана поспешил отвернуться и унес несказанные слова с собой. «Спасибо», — хотелось повторять ему снова и снова. Эта смелая девушка готова была рисковать собой ради чужого народа.
«Она совсем другая», — думал Арин по пути в свои покои. Во рту остался металлический привкус, будто он прикусил язык. Риша была совсем не такой, как Кестрель.
На прилавке забилась рыба. Торговец с размаху прибил ее деревянным молотком. Кестрель вздрогнула, хотя знала, что горничную не должна бы испугать подобная картина. Служанка даже не взглянула бы на розоватую от крови слякоть под прилавками в Мясном ряду. Служанка не застыла бы при виде склизких внутренностей в канаве, внезапно осознав, что никогда не видела, как устроена курица, и даже не интересовалась этим вопросом.
Кестрель уставилась на грязь и нечистоты под ногами. По крайней мере, на этот раз горло сжалось по понятной причине. Все дело в мерзкой, вонючей улице, молотке торговца, испачканном в крови. Вчерашний вечер в «Сломанной руке» был совершенно ни при чем. Как и Арин, презрительно отвернувший от нее изуродованное лицо, как и ужасный поступок, которым она заслужила такое презрение.
Кестрель поплотнее закуталась в морскую шинель, приподняла сине-белый подол, чтобы не запачкать, и пошла по Мясному ряду.
Перед ней бежала маленькая валорианская девочка. Золотистые косички плясали по ее плечам. Малышка держала за руку куклу, которая привлекла внимание Кестрель. Она не понимала почему, пока девочка не подбежала к маме и не попросила еще одну игрушку, которая лежала в корзине. Игрушечный мальчик был одет в черное. Тогда Кестрель заметила на лбу у первой куклы золотые стежки и поняла, кого изображают эти игрушки.
Она прошла мимо матери с дочерью, пытаясь забыть куклу и найти Тенсена. Он стоял возле одной из мясных лавок и рассматривал висевшую на крюке тушу поросенка.
— Ну наконец-то, — произнес он, увидев Кестрель. — Как раз вовремя. А то мне пришлось бы купить поросенка, чтобы не вызвать подозрений. И как бы я потащил его обратно во дворец?
Они смешались с толпой, состоявшей в основном из слуг, которых прислали с утра пораньше за свежим мясом. Кестрель с Тенсеном дошли до конца рыночного ряда и поднялись вверх, где почти никого не было.
— Глава сената ездил в южный Гэрран, — сообщила Кестрель. — Мне кажется, цель у него могла быть только одна. Император отправил его оценить урожай хлебного ореха. Полагаю, у вас хотят забрать все. Если попытаетесь оставить себе хоть часть, император сразу это поймет.
При дневном свете Тенсен выглядел старше: морщинки казались глубже, ресницы — совсем бесцветными.
— Начнется голод.
Помедлив, Кестрель сказала:
— У меня есть идея.
Тенсен подождал продолжения, но Кестрель молчала. Он в недоумении приподнял брови.
— Вам она может не понравиться.
— В любом случае лучше, чем ничего.
— Я бы не была так уверена. — Кестрель вспомнила о лошадях на восточной равнине. «Убийство», — бросил Арин ей в лицо. Это слово, как зверь, огромными когтями впилось в душу Кестрель.
Тенсен положил руку ей на плечо. В отличие от генерала, у него оказалась легкая рука, но этот жест все равно напомнил Кестрель об отце.
— Соберите урожай раньше времени и спрячьте, — начала объяснять Кестрель, — но часть орехов оставьте на ветках. Потом подселите на деревья паразитов. Любых — хоть орехотворку, хоть жуков, хоть гусениц. Лишь бы размножались быстро. Когда император потребует предоставить ему урожай, никто не сможет обвинить вас в том, что отдавать нечего.
Тенсен тепло улыбнулся. Кестрель попыталась представить, как бы выглядел ее дед, если бы он у нее был.