Претендент на престол
Шрифт:
Прокурор посмотрел на Нюру и увидел ее глаза, полные слез.
– Дяденька, - сказала Нюра, хлюпая носом, - он ведь, Ванька, хороший.
– Хороший?– прокурор нахмурился и отвел глаза.– Интересно, за что же его арестовали, если он хороший?
– Так ни за что же, - сказала Нюра.
– Ни за что?– сердито переспросил Евпраксеин.– Ну что же, Беляшова, вы, я вижу, не просто заблуждаетесь. Вы упорствуете в своих заблуждениях. Я вижу, для вас время, проведенное с этим Чонкиным, не прошло даром. Я вижу, он-таки успел вас обработать.
Думая, что прокурор имеет в виду ее беременность, Нюра кивнула и согласилась сквозь
– Успел.
10
Сейчас, конечно, в Долгове уже мало кто помнит прокурора Павла Трофимовича Евпраксеина, хотя в те времена невообразимо было предположение, что его вообще когда-то можно будет забыть. Тогда слава его была прочной, гремела на весь район и даже выходила иногда за пределы. Все знали и говорили или, вернее, шептали, что прокурор Евпраксеин - это зверь. Что к нему попадешь, живым не выйдешь. Что спуску никому не дает и ни слезой его не разжалобишь, ни взяткой не размягчишь.
И вид у него был зверский, и вел он себя по-зверски, и никто бы тогда не поверил, что на самом деле был он человек в общем-то добрый, но уж очень запуганный. И оттого что был запуганный, до смерти он боялся, что доброту его кто-нибудь разгадает, разглядит и раскусит. И чтобы этого не случилось, Павел Трофимович изо дня вдень скрывал свою истинную сущность, и скрывал так умело, что иные слабые духом люди от одного только прокурорского взгляда чуть не падали в обморок.
Конечно, среди прокуроров встречались разные люди Распространен среди них был тип и истинно жестокого существа, которому что человек, что муха. Но такой жестокий, зная, что он жестокий, и поэтому не рискуя разоблачением, мог какую-то жертву и упустить по забывчивости по пьянке или из корыстного соображения.
А вот Евпраксеин, чувствуя в себе склонность к чему-то хорошему, очень боялся, что пронюхают и узнают, и потому не упускал ничего и никого.
Но у него была одна слабость, распространенная даже среди прокуроров, - он любил выпить. И когда выпивал раскрывался.
В тот день, после разговора с Нюрой, он зашел в чайную, с кем-то там встретился, с кем-то там выпил и возвращался домой поздно вечером. Пальто на нем было расстегнуто, шарф торчал из рукава, а шапку он забыл в чайной.
Прокурор шел нетвердой походкой, качаясь из стороны в сторону, спотыкаясь, останавливаясь и размахивая руками.
– Дура!– говорил он воображаемой собеседнице.– Подумаешь - я беременная. Я, может, тоже беременный. А если беременная, так что же тебя, на руках носить? Беременная! Тоже невидаль, ха-ха, беременная. Так тебя ж никто не сажает. С тобой по-хорошему. К тебе гуманизм проявляют. Отрекись от него - и все, и никто тебя не тронет. Так нет же. Дяденька, он хороший. А чего в нем хорошего? Да мне, если бы разрешили, я, может, еще лучше был бы. Да не могу, потому что я кто? Я прокурор. Да, прокурор.– Он взмахнул рукой, и перед глазами его мелькнула пестрая лента.– Змея!– догадался Павел Трофимович.– Змея!– закричал он не своим голосом и кинулся со всех ног бежать. Споткнулся, упал, ударился головой о дорогу. К счастью, в те времена улицы города Долгова еще не имели твердого покрытия. Сейчас, правда, многое переменилось. Впрочем, твердого покрытия, кажется, нет и сейчас. Ну а тогда, если бы было покрытие, то одним прокурором могло бы стать меньше. А прокуроров нужно беречь. Вы скажете, а чего их беречь, их много. Это, конечно, так. Но все-таки жалко и прокуроров.
Ударившись головой, прокурор Евпраксеин лежал пластом на дороге и не подавал сколько-нибудь
Потом, придя в себя, он слышал, что кто-то подошел, кто-то склонился над его распростертым телом. Прокурор застонал.
– Вы живы?– участливо спросил незнакомый мужской голос.
– Не знаю.– Евпраксеин стал подбирать под себя руки, чтобы опереться, и опять увидел, что к нему ползет что-то длинное.
– Опять змея!– сказал он удрученно и уронил голову.
– Что вы, гражданин, какая змея? Это ваш шарф.
– Шарф?– Прокурор приоткрыл один глаз, подергал рукой, и то длинное тоже подергалось.– Ты смотри, шарф. А я думал - змея. А я змей не люблю. Я их боюсь. Ты думаешь, я ничего не боюсь? Нет, боюсь. Потому что я живое существо, а все живое боится.
С помощью незнакомца он поднялся на ноги и качался, не решаясь сдвинуться с места.
– Спасибо, друг!– бормотал он.– Спасибо! Не знаю даже, чем тебя отблагодарить. Что для тебя сделать?
– Прикурить не найдется?– спросил незнакомец и вынул из-за уха цигарку.
– Сейчас, - заторопился прокурор. Он был преисполнен благодарности, и ему действительно хотелось сделать что-то хорошее для этого незнакомого, но безусловно доброго человека.– Одну минуточку.– Он полез в левый карман, для этого ему пришлось почему-то обернуться на триста шестьдесят градусов влево. В левом кармане спичек не оказалось. Тогда он полез в правый карман и опять сделал полный оборот вокруг своей оси вправо. Нашел в правом кармане коробок, открыл и стал доставать спички, рассыпая их по земле. Наконец выловил одну спичку и, замахиваясь ею, как саблей, пытался чиркнуть по коробку.
– Дайте, я сам, - сказал незнакомец.
– Нет-нет, - сказал прокурор.– Я хочу проявить VBB ува... уваже...
Руки дрожали, спички ломались. Наконец одна из них зашипела и вспыхнула. Евпраксеин поднял ее на уровень своего лица. Незнакомец с цигаркой потянулся к огню, глянул на Евпраксеина, вздрогнул и отшатнулся
– Вы прокурор?– спросил он взволнованно
– Прокурор, - кивнул Евпраксеин.
Легким порывом ветра задуло спичку. Прокурор достал вторую, чиркнул и увидел, что незнакомец быстро удаляет ся от него.
– Да куда же ты?– растерялся Павел Трофимович.– На, прикури. Слышь, друг! Братишка! Остановись!
Он даже пробежал несколько шагов за незнакомцем, но потом махнул рукой, остановился и, сказав "эх ты, дурак!", плюнул.
Затем вытащил из рукава шарф, намотал его поверх воротника пальто и пошел дальше, рассуждая с самим собой.
– Тоже мне трус поганый, прокурора испугался. И правильно делаешь, что боишься, - сказал Павел Трофимович, обращаясь к оказавшемуся на пути телеграфному столбу.– Правильно! Ты думаешь, человек человеку кто? Друг? Товарищ? Братишка? На-ка выкуси! Человек человеку люпус ест! Человек человеку волчище вот с такими клыками. Да, конечно, я - прокурор. Я прокурор!– повторил он и пошел дальше.– Я коммунист. Я солдат партии. Я не имею права на мягкотелость. Вот побьем немцев... Вот коммунизм построим и тогда всем по потребности... Тогда будем каждого по головке... гладить. А сейчас не время...– Он остановился, подумал.– И вчера было не время.– Он еще подумал и оглянулся.– И завтра будет не время.– И снова повысил голос.– Но все равно! Я боец! Я солдат!! Я палач!!! Я убийца!!!! Я сволочь!!!!– завизжал он и стукнул себя кулаком в грудь.