Претендент на престол
Шрифт:
– Ладно, - махнул рукой Штык.– Теперь все ясно. Пришел, насвистел, с полком сражался.
Чонкин страдал. Ему не так было обидно, что подписал он чего-то, обидно было, что не верили. И как после такого поверить? Ладно бы применяли к нему какие-нибудь особые меры, загоняли б иголки под ногти, зажимали бы в дверях отдельные члены тела, тут хоть деревянным будь, можешь не выдержать. А с ним-то ведь ничего подобного не вытворяли. Ну, сунули под нос револьвер, ну, кто спорит, неприятно, но терпеть-то все-таки можно.
А
Вот и развеян миф о легендарном герое Чонкине. И разочарованный автор пребывает в сомнении, стоит ли ему продолжать жизнеописание этой личности. Автор смущен. Как быть и что делать? Как держать ответ перед суровым читателем? Ведь он не только суров, он доверчив. Ну ладно, смирился он. Пусть этот Чонкин кривоног да лопоух, и размер головы в общем-то невелик, но ведь не зря же автор именно такого героя подсовывает, должен же он, если уж назван героем, подвиг какой-нибудь совершить.
Да, должен. Но боится. Чем больше подвиг, тем его совершать страшнее.
6
Каждое утро Нюра приходила на площадь перед Учреждением и стояла под тем самым деревом, верхушку которого видел Чонкин из кабинета лейтенанта Филиппова. Она приходила, стояла, вертела в руках свою почтальонскую сумку и разглядывала входную дверь, надеясь неизвестно на что. Подняться на крыльцо и войти в эту дверь она не решалась, а просто так стоять - для чего ж?
Работники Учреждения шли по утрам мимо Нюры и скрывались за этой таинственной дверью. Некоторые из них были Нюре знакомы, но появились и новые. Знакомым Нюра кивала головой и издалека кричала: "Эй здравствуй!" Одни из них вздрагивали, недоуменно смотрели на Нюру и, пробурчав что-то себе под нос, двигались дальше. Другие же проходили, даже не вздрогнув, словно колебания атмосферы никак не влияли на их барабанные перепонки. Нюра невольно робела, не решаясь подступаться к столь важным персонам с такой ерундой, как Чон-кин.
Топталась поддеревом, потом шла на почту, набивала сумку письмами, возвращалась сюда же, опять топталась и только к вечеру добиралась до Красного. Разносила письма, кормила оголодавшую за день скотину, а сама ела ли, нет ли - Бог знает. А потом была бесконечная ночь, и мокрая от слез подушка, и привычный путь в город Долгов, и бессмысленное стояние под деревом.
В сумке ее лежал узелок, а в нем - два засохших пирога с картошкой, пяток вареных вкрутую яиц и набитый махоркой кисете витой надписью, вышитой
Однажды ей повезло. Она стояла так же поддеревом, когда к ней подошла дамочка в сапогах и с папиросой, спросила у Нюры, кого она ждет и зачем, сказала "сейчас" и скрылась в дверях Учреждения. Нюре пора уже было быть на почте, но не упускать же такой случай. Она подождала, и вскоре в тех же дверях появился лейтенант Филиппов в новой форме и хорошо начищенных сапогах. Он вышел как будто просто так, посмотрел на небо, потянулся, опустил глаза и увидел Нюру.
– Эй, здравствуй!– крикнула ему Нюра и приветливо улыбнулась.
– Вы ко мне?– спросил лейтенант, глядя на Нюру, как на незнакомую женщину.
– К тебе, - кивнула Нюра и, осмелев, приблизилась к лейтенанту.– Как он там-то?
– Это кто же?– благодушно спросил лейтенант.
– Да Ванька же, - доверчиво сказала Нюра, не поняв игры.
– Какой Ванька?
– Да Чонкин же.
– Чонкин, Чонкин...– повторил лейтенант, как бы мучительно припоминая. Достал из кармана папиросу, закурил.– Чонкин...– пробормотал он, наморщив лоб.– Что-то вроде слыхал. А как звать-то?
– Иваном, - уныло сказала Нюра. До нее дошло, что лейтенант шутит, но ответить ему тем же она не могла.
– Иван Чонкин!– звучно произнес лейтенант, как будто пробуя это имя на вкус.– Кажись, есть такой. А вы ему, собственно говоря, кем доводитесь?
– Сам знаешь!– Нюра начала сердиться.
– Я не знаю, - улыбнулся лейтенант доброжелательно.– Может быть, он ваш муж?
– Муж, - мрачно кивнула Нюра.
– А где это записано?
– А нигде. Я с им жила без записи.
– Мало ли, кто с кем жил, - заметил лейтенант философски.– У нас в деревне один с козой жил. Документ какой есть, что вы вместе жили?
Нюра не ответила. Раскручивая в руке сумку то в одну сторону, то в другую, она исподлобья смотрела на лейтенанта.
– Значит, нет документа?– допытывался лейтенант.– Ну вот, я так и думал. Значит, вы ему посторонняя. А посторонним справки не выдаются. Ясно?– Он выплюнул погасшую папиросу и посмотрел на Нюру.
– Да как же...– начала было Нюра.
– А вот так же!– лейтенант вдруг озверел и, сбежав с крыльца, приблизился к Нюре.– Вот так же!– закричал он ей в лицо.– Нет никакого Чонкина. Нет, не было и не будет. А ты тут лучше не ходи и не путайся под ногами а то и тебя возьмем как соучастницу.
– Так ведь я...– сказала Нюра и заплакала.
– И плакать нечего, - сбавил тон Филиппов.– Тебе никто ничего плохого не делает. Мы тебя потому и не берем, что ты к нему никакого отношения не имеешь, потому что посторонняя. И запомни это как следует: по-сто-ронняя.