Шрифт:
Когда мечты становятся реальностью
Лиза Гравилатова была чрезвычайно романтической натурой. И это особенно угадывалось в ее внешнем облике: глаза небесно-голубого цвета, мягкие и нежные губы и длинная русая коса, которую в минуты раздумий Лиза перекидывала через плечо и принималась рассеянно теребить. В дружеском кругу девушку шутливо называли «тургеневской барышней». Она о своем прозвище знала, но нисколько не обижалась. И действительно, на что тут прикажете обижаться? «Тургеневская барышня» – это выражение хоть и звучит порой насмешливо и слегка иронично, но, тем не менее, несет в себе отпечаток чего-то возвышенного и чистого, что ныне, увы, уже почти утрачено и позабыто.
Несмотря на всю свою романтичность, Лиза считала себя самым несчастным человеком на свете. Вы спросите, почему? Я вам отвечу.
Во-первых, Лиза не любила свою работу. Вы можете возразить: «Скажите, пожалуйста, кто в наше время любит свою работу? И все же это не то обстоятельство, которое делает людей по-настоящему несчастными». Но я все-таки повторю: Лиза Гравилатова считала себя самым несчастным человеком на свете. К тому же на работе у нее постоянно случались разные неприятности. Например, она частенько делала ошибки в отчетах, вследствие чего ее непременно вызывал к себе начальник и заставлял переделывать работу. Исправить отчет с первого раза Лизе никогда не удавалось, поэтому приходилось переписывать его по несколько раз. Эти досадные промахи можно было бы списать на обычную невнимательность – мол, с кем не бывает! – но на самом деле все обстояло куда серьезнее.
Во-вторых и в самых главных, Лиза была уверена в том, что родилась не в свое время! Ей бы появиться на свет в девятнадцатом или восемнадцатом веке – это было бы самое оптимальное, как она полагала, для нее время. Еще это можно было бы сделать в семнадцатом или шестнадцатом столетии. Для времени рождения также допускались века с пятнадцатого по тринадцатый. Ну, на худой конец, родиться можно было и в двенадцатом веке. Но никак не в двадцатом! Дело в том, что истинной Лизиной страстью были книги. И не просто книги, а романы о любви. Да-да, о самой настоящей любви. Невероятно красивой, пленительной, возвышенной, о которой она узнавала из этих самых книг. Лиза искренне верила, что герои, действовавшие на страницах романов, существовали на самом деле, что все эти благородные Дарси, Рочестеры и Пейраки были когда-то реальными, живыми существами, о невозможности встречи с которыми она особенно сожалела.
Можно сказать, Лиза жила в книгах. Она читала их во всякое удобное и не слишком удобное время: за утренним чаем, в метро, в обеденный перерыв, после ужина и перед сном. Нередко на чтение уходила добрая половина ночи. Порой она сидела перед компьютером на своем рабочем месте, удачно, как ей казалось, делая вид, что занята тем самым отчетом, а на самом деле, скосив незаметно глаза, смотрела в приоткрытый ящик стола, где лежал очередной роман. Так что удивляться тому, что Лиза не любила свою работу и допускала ошибки в отчетах, слишком не стоит.
«Эта работа отнимает у меня время, которое я могла бы потратить на чтение замечательных книг! Ведь столько еще не прочитано!» – негодовала Лиза, усаживаясь за рабочий стол.
«Как все же интереснее жили в те старые добрые времена люди! – вздыхала девушка, перелистывая страницы с цифрами. – Рыцари слагали стихи в честь Прекрасной Дамы или сражались из-за нее на турнирах! Галантные кавалеры обходительно беседовали со своими избранницами, танцуя с ними на роскошных балах. А все эти милые, невинные разговоры о любви в заброшенном парке или ночном саду! Все эти как будто бы случайно оброненные фразы или услышанные невзначай разговоры. А эти платья с кринолинами и турнюрами, эти атласные туфельки и затейливые веера! Живи я тогда, не сомневаюсь, непременно смогла бы влюбить в себя мистера Дарси или мистера Рочестера, а может быть, еще какого-нибудь необычайно благородного и прекрасного собой мистера. Уж он-то никогда бы не стал выговаривать мне по поводу несовершенства моего отчета и грозить последующим увольнением».
Вот и в этот чрезвычайно жаркий летний день, получив последнее предупреждение от начальника, она ехала в вагоне метро и грустила по тому, чего уже, наверное, никогда не будет в ее жизни. «Я вас отчаянно люблю и боготворю», – пришла ей на память фраза из какого-то прочитанного романа. – Вот это стиль, вот это признание, – вздохнула про себя Лиза. – В наше время, увы, говорить так не принято. Еще бы, от современных молодых людей уже не дождешься ни приятных манер, ни куртуазного обращения, не говоря уже о стихах и прочем. Ну вот почему он так нахально смотрит на меня? – Взгляд Лизы остановился на белокуром молодом человеке, сидевшем напротив нее и время от времени бросавшем в ее сторону заинтересованные взгляды. – Кто дал ему право так беззастенчиво меня разглядывать? И ведь ему даже ни капельки не стыдно!»
Молодой человек, заметив укоризненный взгляд Лизы, неожиданно улыбнулся и приветливо кивнул ей. «Да разве так себя ведут с незнакомой девушкой!» – рассерженно покачала головой Лиза и осуждающе посмотрела на незнакомца. Молодой человек смутился. «Вот так-то!» – удовлетворенно подумала Лиза и достала из сумки весьма объемный роман, удачно приобретенный ею во время обеденного перерыва в книжном киоске. Судя по аннотации, действие должно было развернуться в красивом и чрезвычайно древнем поместье, расположенном в живописнейшем уголке одного британского графства. Лиза с нескрываемым удовольствием открыла книгу и поспешила погрузиться в тайны благородного семейства, которое с незапамятных времен проживало в этом самом поместье и у которого, судя опять же по аннотации, в старых шкафах из не менее благородных пород дерева, таких как эбен, тис и палисандр, хранилось огромное количество самых различных секретов, однако… Однако первая же страница сдержала Лизин страстный порыв к погружению в чужие тайны.
Роман начинался с философских размышлений о сущности писательского мастерства, силе его волшебного воздействия на читателя и о том, что побудило автора столь добротного по размеру шедевра взяться за описание незнакомой ему и весьма далеко отстоящей от него по времени эпохи. Первое предложение занимало ровно полстраницы. Пытаясь пробраться сквозь многослойные, витиеватые рассуждения, Лиза, тем не менее, старалась не потерять радостного настроя в предвкушении увлекательных событий, ожидавших ее в романе. Она перевернула страницу – автор продолжал плести кружева. Лиза вдруг почувствовала, что ее неудержимо потянуло в сон. Сладкая дремота незаметно охватила все ее тело. «Надо встряхнуться», – подумала девушка и постаралась как можно шире раскрыть глаза.
Несмотря на то, что Лиза изо всех сил таращила глаза, силясь вникнуть в содержание вступительного слова, строки продолжали медленно расплываться.
Вскоре на одной из станций в вагон ввалилась толпа людей. И без того было нечем дышать, а тут совсем сделалось душно. Рядом с Лизой сел неопрятно одетый мужчина, от которого к тому же еще и дурно пахло.
Лиза отодвинулась от него настолько, насколько это было возможно, и попыталась в очередной раз сосредоточиться на тексте. Когда же зрение вновь вернуло себе резкость и четкость, Лиза вдруг увидела, что находится не в вагоне, а в огромном, слабо освещенном помещении. Стены этого зала, в котором она теперь пребывала, были оштукатурены и увешаны гобеленами, изображавшими сцены охоты. Обстановка выглядела просто и незатейливо: в центре комнаты стоял длинный деревянный стол, по бокам которого располагались такие же деревянные скамейки. Единственным украшением зала служил камин, правда, огонь в нем едва теплился. «Что это? – удивленно подумала Лиза, оглядываясь вокруг себя. – Где я? Это больше похоже на замок, а не на станцию метро. Но как же здесь холодно!»
Не успела девушка поежиться, как вдруг кто-то больно ткнул ее в спину пальцем, а затем женский голос сердито произнес:
– Так вот где ты прохлаждаешься, а я уже со всех ног сбилась.
Лиза обернулась и увидела перед собой незнакомую, очень полную женщину лет сорока, одетую в поношенное холщовое платье, поверх которого был повязан грязный передник. Из-под засаленного чепца женщины свисали неприбранные пряди волос, а лоб украшала широкая полоска грязи.
– Ну вот что, – недовольно произнесла толстуха, – не знаю, как там тебя звать, но раз с сегодняшнего дня ты работаешь здесь, то будь добра не отлынивать от дел и являться по первому же моему зову.