Прежде, чем их повесят
Шрифт:
— Потом поедем дальше.
— И долго будем ехать?
— Всю зиму и часть весны, — отрезал он. — Затем обратно.
Подстегнув лошадь пятками, маг потрусил вперед, в начало отряда.
Однако Ферро так легко не сдавалась. Нет, старому хитрецу розовому от нее не отделаться. Она пришпорила лошадь и снова нагнала Байяза.
— Что такое первый закон?
Он резко взглянул ей в лицо.
— Что тебе о нем известно?
— Меньше, чем хотелось бы. Я слышала через дверь ваш разговор с Юлвеем.
— Подслушивала, да?
— У вас громкие голоса, а у меня острый слух. — Ферро пожала плечами. — Не надевать
Морщины на лбу старика обозначились еще резче, уголки губ поползли вниз.
Злится.
— Строгое ограничение, которое Эус наложил на своих сыновей. Первое правило, установленное после хаоса древних времен. Оно запрещает касаться другой стороны. Запрещает общаться с нижним миром, вызывать демонов и открывать врата ада. Основной принцип магии — вот что такое первый закон.
— Угу, — хмыкнула Ферро. Особого смысла объяснение для нее не имело. — А что за человек Кхалюль?
Густые брови Байяза сошлись над переносицей, глаза сузились, взгляд помрачнел.
— Женщина, иссякнут когда-нибудь твои вопросы или нет?
Старика раздражают вопросы. Это хорошо. Значит, вопросы правильные.
— Узнаешь, когда я перестану их задавать. Кто такой Кхалюль?
— Кхалюль — член ордена магов, — недовольно буркнул Байяз. — Моего ордена. Второй из двенадцати учеников Иувина. Он всегда завидовал моему положению и силе, поэтому нарушил второй закон — чтобы сравняться со мной. Кхалюль ел человеческую плоть и убедил остальных последовать его примеру. Превратившись в эдакого лжепророка, он обманом подчинил себе гурков. Вот кто такой Кхалюль. Твой враг. И мой.
— О каком семени вы говорили?
Лицо мага дернулось, как от удара. Его исказила ярость и… слабое подобие страха — только лишь тень. Спустя миг выражение лица смягчилось.
— Что это? — повторила она.
Байяз улыбнулся. Его улыбка встревожила Ферро куда больше, чем самый неистовый гнев. Склонившись к ее уху, так чтобы не слышали остальные, он прошептал:
— Это орудие мести. Нашей мести. Но оно опасно. Опасно даже говорить о нем. Есть уши, которые всегда все слышат. Так что мудрее закончить на этом свои вопросы, пока ответы на них не испепелили нас дотла.
Маг вновь пришпорил лошадь и ускакал вперед, оторвавшись от отряда.
На сей раз Ферро ходу не прибавила. Она выяснила достаточно. Теперь доверия к старику у нее почти не осталось.
Наконец-то — впадина. Углубление не больше четырех шагов в поперечнике, с низкими стенками темной сырой земли, пронизанной сплетенными корнями. Хоть какое-то разнообразие в пейзаже, первое за день пути. Лучшего места для ночлега они не нашли, и это им еще повезло.
Костер, разведенный братом Длинноногим, уже разгорелся; языки пламени жадно лизали потрескивающее дерево, мечась из стороны в сторону, когда в яму задувал ветер. Вокруг костра сгрудились пятеро розовых — сутулые фигурки, жмущиеся друг к другу в поисках тепла; яркий огонь озарял усталые лица.
Все молчали, говорил лишь навигатор. Рассказывал о своих великих достижениях: где побывал, что узнал новенького, какими выдающимися талантами в разнообразных областях обладает… Ферро его болтовня утомила донельзя, о чем она сообщила ему дважды. Она, в общем-то, сразу ясно выразилась, но для верности пришлось повторить еще раз. С тех пор он не доставал ее идиотскими россказнями о путешествиях, а другие продолжали молча страдать.
У костра и для Ферро имелось местечко, но она предпочитала сидеть, скрестив ноги, наверху, на краю впадины. На ветру было холодно, и она плотнее стянула одеяло вокруг трясущихся плеч. Странная и страшная штука этот холод. Холод Ферро ненавидела.
Однако лучше уж мерзнуть одной, чем греться в компании.
Итак, угрюмая и молчаливая, она сидела поодаль, наблюдая, как с низкого неба утекает свет и на землю наползает тьма. Вдалеке над горизонтом золотился слабый отблеск солнца — прощальное слабое сияние за кромкой сгущающихся облаков.
Большой розовый поднялся и посмотрел на Ферро.
— Темнеет, — сказал он.
— Угу.
— Всегда так, когда солнце садится, а?
— Угу.
Он поскреб мощную шею.
— Нужно выставить дозор. Ночью здесь может быть опасно. Дежурить будем по очереди. Сначала я, потом Луфар…
— Я покараулю, — буркнула она.
— Не надо, ложись пока спать. Я потом тебя разбужу.
— Я не сплю.
Он удивленно на нее уставился.
— Никогда-никогда?
— Изредка.
— Наверное, из-за этого у нее всегда такое паршивое настроение, — тихо пробормотал Длинноногий себе под нос, но Ферро услышала.
— Мое настроение тебя, болван, не касается!
Навигатор, ничего не ответив, завернулся в одеяло и вытянулся у костра.
— Хочешь дежурить первая? — спросил Девятипалый. — Ладно. Только разбуди меня через пару часов. Все должны отстоять в дозоре в свою очередь.
Медленно-медленно, стараясь двигаться бесшумно и морщась от напряжения, Ферро осторожно стянула с повозки немного провизии. Вяленое мясо. Сухари. Фляга с водой. На таком пайке можно долго продержаться. Она скинула продукты в холщовую сумку.
Когда Ферро пробиралась мимо лошадей, одна из них фыркнула и шарахнулась в сторону. Только этого не хватало! Она метнула на лошадь сердитый взгляд. Конечно, можно было бы поехать верхом — наездница она хорошая, — но связываться с лошадьми не хотелось. Здоровенные глупые животные! И запах у них мерзкий. Двигаются быстро, но много едят и пьют. Кроме того, их видно и слышно за много миль. Еще оставляют огромные следы, по которым выследить тебя проще простого. С лошадью ты слаб. Если понадеешься на лошадь, то не сможешь убежать, когда понадобится.
Ферро давно усвоила: надейся только на себя.
На одно плечо она закинула сумку, на другое — лук с колчаном. Напоследок оглядела спящих — темные, скрючившиеся вокруг костра холмики. Луфар — гладкокожий, пухлогубый — лежал к тлеющим углям лицом, натянув одеяло до подбородка. У Байяза Ферро видела лишь спину, тускло поблескивающую лысую макушку да одно ухо; дышал маг ровно, медленно. Длинноногий накрылся одеялом с головой, а тонкие костлявые ступни с выпирающими сухожилиями выставил наружу — ни дать ни взять торчащие из грязи корни дерева. Малахус Ки спал с приоткрытыми глазами, и в узкой полоске глазного яблока влажно мерцало отражение угасающего огня. Не наблюдает ли он за ней сквозь щелки между век? Грудь его мерно поднималась и опускалась, рот был расслаблен. Значит, ученик крепко спит и видит десятый сон.