Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Вест еле плелся, ноги горели, легкие горели. Надо во что бы то ни стало увести северянина подальше! Ладислав уже скрылся за деревьями. За ним скользнул в кусты Пайк. Катиль, оглянувшись напоследок, тоже скрылась из виду. Вест окончательно выдохся. У него не осталось сил даже стоять, не то что драться, поэтому он просто опустился на склон и обреченно уставился на всадника. На кончике копья ярко сверкало пробившееся из-за туч солнце. И что делать, когда северянин подъедет? Впрочем, какая разница — смерть неизбежна.
Неожиданно всадник приподнялся в седле и схватился за бок. Между пальцев у него торчало дрожащее на ветру серое оперение стрелы. Он коротко вскрикнул, его взгляд уперся Весту в лицо. Вторая стрела пронзила ему насквозь шею. Северянин выронил копье и, медленно повалившись назад, рухнул на землю. Лошадь зарысила вверх по склону, а затем, сбросив темп, остановилась.
Вест сидел в грязи, не понимая, что за чудо произошло: почему
Рану на голове ощупывали чьи-то крепкие пальцы, слышалось негромкое бормотание на северном наречии.
— А-а! — взвыл Вест, с усилием приоткрывая глаза.
— Не ори. — На него сверху вниз смотрел Ищейка. — Подумаешь, небольшая царапина. Легко отделался. Он, конечно, вышел прямо на меня, но тебе все равно повезло — я частенько промазываю.
— Повезло… — пробормотал он и, перевернувшись в мокром папоротнике, выглянул между стволов в долину.
Туман наконец начал рассеиваться, постепенно выставляя на обозрение вереницу разбитых повозок, гору искореженного снаряжения и груду изувеченных тел — весь тот ужасный разор, что остается в результате сокрушительного поражения. Или сокрушительной победы, если ты на стороне Бетода. В сотне шагов от укрытия к другой рощице деревьев со всех ног мчался какой-то несчастный — судя по одежде, повар, за ним с копьем наперевес гнался всадник. С первого раза северянин промахнулся, но затем обогнал жертву и, развернувшись, сбил с ног. К своему удивлению, Вест не ужаснулся, глядя, как всадник настигает и закалывает копьем беглеца, — его охватила постыдная радость. Радость, что убили не его.
Подобная кровавая сцена была не единственной: многие бежали по склонам, и всех их преследовали всадники. Не в силах на это смотреть, Вест отвернулся и скользнул в спасительные заросли.
Ищейка тихо рассмеялся себе под нос.
— Тридуба в штаны наложит, когда увидит, кого я привел. — И по очереди указал пальцем на членов странной, измученной, грязной компании. — Полуживой полковник Вест, девчонка с окровавленным молотком, парень с физиономией, похожей на закопченное дно котелка, да еще этот, если не ошибаюсь… ну, по чьей милости приключилось чертово побоище. Вот так штучки откалывает жизнь, клянусь мертвыми! — Он покачал головой, с усмешкой глядя, как Вест, лежа на спине, жадно ловит ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. — Тридуба… как пить дать… в штаны наложит…
Гость к ужину
«Архилектору Сульту,
главе инквизиции его величества
Ваше преосвященство!
У меня прекрасные новости. Заговор раскрыт, измена искоренена. Предатели — Корстен дан Вюрмс, сын лорд-губернатора, и Карлота дан Эйдер, магистр гильдии торговцев пряностями. Их допросят и накажут так, чтобы все раз и навсегда усвоили, какова цена вероломства. Давуст, очевидно, пал жертвой давно действующего в городе гуркского шпиона. Убийца пока на свободе, но мы его скоро поймаем, раз заговорщики у нас в руках.
Лорд-губернатор Вюрмс находится под строгим арестом. Отцу предателя доверия больше нет, к тому же он чинил препятствия моей управленческой деятельности. Я отправлю его к Вам следующим же кораблем, чтобы Вы и Ваши коллеги из закрытого совета решили его судьбу. С ним прибудет инквизитор Харкер: по его вине погибли двое заключенных, которые могли предоставить важные для расследования сведения. Я его допросил и вполне уверен, что в заговоре он участия не принимал, однако его некомпетентность равноценна предательству. Выбор наказания оставляю за Вами.
Гурки начали штурм на рассвете. Отборные войска, с заготовленными мостами и длинными лестницами, ринулись через открытую местность к городу, однако пятьсот расставленных по стенам арбалетчиков осыпали их смертоносным градом стрел. Вылазка была смелая, но безрассудная: большая часть атакующих погибла. До канала добрались только два самых отважных отряда, а там их — вместе с мостами и лестницами — мгновенно унесло мощнейшее течение, приходящее в определенное время дня с моря в залив. Вот такой непредвиденный, благоприятствующий нам каприз природы.
Трупы устилают все пространство между каналом и вражескими частями. Я приказал отстреливать каждого, кто попытается оказать помощь раненым. Стоны умирающих и гниющие на солнце тела товарищей подорвут боевой дух гурков.
Мы одержали первую победу, однако на самом деле эта атака — лишь проба наших укреплений на прочность. Гуркский военачальник пополоскал палец, проверяя, насколько
Нехватки в людях они явно не испытывают. Каждый день на полуостров прибывают новые отряды. Над бескрайней толпой колышутся штандарты восьми легионов, под стенами Дагоски собрались варвары со всех уголков Кантийского континента. Гуркский император Уфман-уль-Дошт выставил против нас все свои силы, огромное воинство — тысяч пятьдесят, а то и больше. Но мы будем держаться.
В ближайшее время я отправлю Вам новый отчет. Служу и повинуюсь.
Магистр Карлота дан Эйдер сидела в кресле, сложив руки на коленях, и изо всех сил пыталась держаться с достоинством. Ее щеки утратили румянец, на коже проступил жирный блеск, под глазами залегли темные круги, потускневшие волосы спадали на лицо прилизанными спутанными прядями; прекрасный наряд после грязной камеры был уже не так свеж и бел. Без пудры и драгоценностей она выглядела старше, но по-прежнему казалась красивой — даже в каком-то смысле более красивой, чем прежде.
«Красота догорающей свечи».
— У вас усталый вид, — сказала магистр Эйдер.
Глокта удивленно приподнял брови.
— Последние дни выдались не из легких. Сперва допрашивал вашего сообщника Вюрмса, затем пришлось отразить небольшую атаку гуркских войск, разбивших лагерь под стенами Дагоски… Да и вы, похоже, немного утомлены.
— Пол в крохотной камере — не самая удобная постель. Кроме того, у меня свои тревоги. — Она взглянула на Секутора и Витари, что стояли со скрещенными на груди руками, привалившись к стенам по обе стороны от ее кресла, — оба в масках, суровые и непреклонные. — Я умру в этой комнате?
«Несомненно», — мысленно произнес Глокта, но вслух ответил:
— Посмотрим. Вюрмс рассказал все, что нас интересовало. Вы сами к нему пришли и предложили деньги… за определенные услуги: подделку отцовской подписи на некоторых документах и нужные приказы некоторым караульным от имени отца, — словом, за сдачу Дагоски врагам Союза. Он назвал всех участников заговора. И подписал признание. Его голова, если вам интересно, красуется на воротах рядом с головой вашего друга, императорского посла Излика.
— Обе вместе, на вратах, — пропел Секутор.
— Однако две вещи он не сумел мне объяснить: почему вы решились на предательство и что за гуркский шпион убил Давуста. Это мне расскажете вы. Сейчас же.
Магистр Эйдер негромко откашлялась, аккуратно разгладила юбку длинного платья и гордо выпрямилась.
— Вы не станете меня пытать. Вы не Давуст. У вас есть совесть.
У Глокты дернулся уголок рта.
«Смело! Мои аплодисменты. Но как же вы ошибаетесь…»
— Есть, — усмехнулся он. — Если так можно назвать оставшийся от нее хилый иссохший обрывок. От сурового ветра она уже никого не защитит. — Глокта издал тяжелый долгий вздох и неторопливо потер больные подергивающиеся глаза. До чего в комнате жарко, до чего яркий свет… — Вы не представляете, что я творил, какие ужасные, злые, грязные совершал поступки. От одного описания вас вырвет. — Он пожал плечами. — Иногда меня это терзает, но я говорю себе, что у меня были веские причины так действовать. Проходят годы… Невообразимое становится будничным, омерзительное — скучным, невыносимое — рутиной. Я заталкиваю все это в самые дальние уголки сознания, склад там скопился немыслимый. Удивительно, что вообще можно жить с таким багажом… — Он взглянул в поблескивающие над масками жесткие, безжалостные глаза Секутора и Витари. — Даже если вы, допустим, правы насчет меня… неужели вы полагаете, что угрызения совести знакомы моим практикам? А, Секутор?
— Угрызения чего?
Глокта печально улыбнулся.
— Вот видите! Он даже не знает, что это такое. — Он откинулся на спинку кресла. «Как же я устал… Просто смертельно». Даже руки поднять сил не осталось. — Я проявил к вам достаточно снисхождения. С предателями обычно столь мягко не обращаются. Вы бы видели, как Иней отметелил вашего друга Вюрмса, а ведь тот в заговоре был младшим компаньоном. На протяжении последних несчастных часов своей жизни он даже испражнялся кровью. А вас еще никто и пальцем не тронул. Вам оставили одежду, достоинство, человеческий облик. У вас один-единственный шанс подписать признание и ответить на вопросы. Один-единственный шанс удовлетворить мое любопытство целиком и полностью. Моей совести хватит лишь на это. — Подавшись вперед, Глокта постучал пальцем по столу. — Один. Единственный. Шанс. Потом вас разденут и начнут резать.