Прежде, чем умереть
Шрифт:
Я вскинул руку со сжатым кулаком и, убедившись, что Ольга видит, повёл соединёнными большим и указательным пальцами влево.
Тонкая стальная проволока тускло поблёскивала в пучках сухой заиндевевшей травы. Она тянулась метра на четыре по обе стороны от умело замаскированной ПОМЗ-2м и заканчивалась на колышках, присыпанных дёрном. Тронь такую, и чугунная рубашка адского сюрприза превратит твои ноги в рагу. А может и вообще не задеть, как повезёт. Однажды я наблюдал любопытную сцену. Один не столь внимательный, как я, товарищ, попрал своей ногою похожую растяжку. Взрыв. Все замерли. Поворачивают головы и видят — этот минный трал стоит посреди облака дыма и пыли, смотрит на свои вполне целые ноги и ржёт. Радостно так ржёт, весело, ну повезло ему, фартануло на
— Тут ещё одна, — сообщила Ольга, пока я аккуратно срезал первую растяжку.
— Проволоку побереги, сгодится.
Сама телега оказалась без сюрпризов, если не считать кучи пустых банок, россыпи стреляных гильз и нескольких тряпиц со следами крови. Кровь была и на досках, относительно свежая.
— Хм, — растёр я между пальцами розовый иней, — похоже, экскурсия по Тольятти запомнилась не только нам.
— Уберу машину с дороги, — положила Ольга в телегу обмотанную проволокой мину. — И надо будет тебе повязки сменить. Другого случая может не представиться.
Я оглянулся и, прикинув, что в случае вероломного бегства, сумею как следует полить ушлую суку свинцом, кивнул:
— Давай. Осторожнее там.
Но на сей раз мои опасения не подтвердились. Ольга заехала за придорожные кусты и достала из багажа аптечку:
— Раздевайся, садись, — кивнула она на колесо.
— Хм, прямо как в больничке, — скинул я плащ, снял разгрузку и быстро стянул свитер. — Чёрт... — проделать то же самое с рубахой не получилось, пятно засохшей крови припаяло её к бинтам.
— Дай я, — нежно взяла Ольга меня за плечо и, полив на пятно из фляги, разодрала ссохшиеся тряпки. — Будет немного больно, — разрезала она бинты. — Не знаю, зачем я это говорю. Ты же почти нихрена не чувствуешь, — резким движением сорвала она марлевый тампон с раны, и облила ту спиртом из склянки, после чего повторила процедуру со спины.
— Жить буду?
— Уже зарубцовывается.
— Хорошая наследственность.
— Да, — принялась она накладывать свежий бинт. — Если бы не она, ты бы с Урала не вернулся. А может быть и...
— Что?
— Не крутись.
— Нет, серьёзно. Что ты хотела сказать? Может быть, и не пришёл бы туда никогда?
— Какой смысл это обсуждать? Что случилось, то случилось.
— Знаешь, мне не перестаёт казаться, что ты пытаешься привить мне чувство вины.
— Брось, я просто...
— Нет-нет, ты в самый первый раз, когда я только очнулся, прогнала слезливую историю о безвременно почившей семье, и теперь вот снова педалируешь эту тему. Опыт подсказывает мне, что такая настырность неслучайна. Подобным образом поступают, когда пытаются внушить желаемое объекту, обладающему отнюдь не выдающимися интеллектуальными способностями. И — чтобы ты понимала — меня возмущает не сам факт этой попытки внушения, а то, что ты держишь меня за кретина.
— Это вовсе не так, — движения Олиных рук, утратили былую лёгкость и приобрели несвойственные уверенному в себе человеку
— Неужели?
— Именно.
— Ладно, как скажешь. Но запомни вот что — даже если мне начисто мозги отшибёт, апеллирование к моей совести будет последним в ряду твоих разумных решений. Если я выразился слишком витиевато, сформулирую проще — поступишь так ещё раз, и я тебя убью.
Ольга замерла и сделала несколько глубоких вдохов. Очень тихих, но я-то услышал.
— Тебе всё понятно?
— Ясно и чётко, — кивнула она.
— Да перестань! — легонько пихнул я её локтем. — Купилась что ли?! Ха! Точно купилась! Нельзя так, Оленька. Тебя же кто угодно на испуг может взять.
Ольга насупилась, задышала громко и прерывисто, краснея на глазах:
— Ты...
— Что?
— Ты — не кто угодно, — процедила она, изо всех сил стараясь придать голосу твёрдости. — Не надо так шутить.
— А кто шутил? Бля! Опять! Когда ты уже перестанешь вестись?! Ладно-ладно, это в последний раз, обещаю. Никаких больше наёбок. Сказал — убью, значит, убью. Ну всё, хорош. Это уже перестало быть забавным. Ты всё испортила, зануда. Не делай, пожалуйста, такую кислую рожу. Знаешь, пока ты шароёбилась без меня по лесам и весям, твоё чувство юмора явно выбрало другой путь. Я вообще удивляюсь, как с такой серьёзностью ты смогла выжить. Нет, ну правда, принимать всю х**ню на веру — это верная дорога в мир паранойи. Что? Я говорю умные вещи, внемли и будь благодарна. Потому что иначе твоя мнительность сожрёт тебя изнутри. Тут всего два выхода — либо мысленно слать всё в пизду, либо моментально переводить источник беспокойства в неживое состояние. В нашем конкретном случае второе представляется труднореализуемым, поэтому шли всё в пизду. Ну-ка, давай.
— Что давать?
— Попробуй.
— Пошёл в пизду.
— Не убедительно. Давай снова, только на сей раз с большей уверенностью. Ты слишком зажата. Раскрепостись. Ну, прочувствуй всю прелесть похуизма. Ты ведь можешь себе это позволить в куда большей степени, нежели остальные. Давай, подними руку... Мысленно, только мысленно, иначе тебя начнут принимать за городскую сумасшедшую. Подними, потом махни, и скажи: «Пошёл в пизду!». Поехали.
— Не буду. Это глупо, — вернулась Оля к наложению бинтов. — И ты ведёшь себя глупо. Мы должны доверять друг другу, а ты будто нарочно делаешь всё, лишь бы этому помешать. Просто имей в виду, что твои «шутки», — сделала она ударение, — о смерти, для многих были последними из услышанных. Я не знаю, что у тебя в голове стряслось, но ты сильно изменился, и это меня нервирует. Да, нервирует! Поэтому, пожалуйста, хватит подъёбывать, это совсем не смешно.
— Подумаешь...
— Вместо идиотских... — оторвала Ольга зубами край бинта, — шуточек, стоило бы решить, как мы поступим, когда нагоним этих двоих.
— Чего тут решать? — подвигал я плечом. — Перебьём обоим ноги, а когда они истекут кровью, возьмём тёпленькими, затянем жгуты потуже, ты взбодришь ребят чудо-средством из своей аптечки, и я пущу в дело нож. Кстати, у тебя есть соль?
— Кол, сейчас не до игр.
— Да ну? А когда?
— После того, как мы узнаем, что им известно. А узнать это проще всего, скрытно проследив за ними.
— Чего?! Не знаю, насколько там амнезия выебала мне мозги, но я абсолютно уверен, что не учил тебя подобной ереси!
— Кол, они целенаправленно идут в Самару. Это не может быть случайностью. Они точно, что-то разнюхали. Просто послушай...
— Нет, послушай ты! — направил я на Ольгу будто разящий молнией указующий перст, ещё не до конца натянув свитер, из-за чего этот жест лишился изрядной доли пафоса. — Бля... Оля, ты несёшь херню, — просунул я, наконец, голову через тугой воротник. — Если хочется что-то узнать от человека, нет нужды следить за ним. Достаточно его обездвижить и вырвать несколько ногтей. Даже вопросов задавать не нужно, он сам будет перебирать ответы, которые потенциально смогут заинтересовать тебя. Господи-боже! Почему я вынужден объяснять прописные истины? Кому из нас память отшибло?