Презумпция виновности. Часть 2. Свой среди чужих, чужой среди своих. Россия. Наши дни III
Шрифт:
– Шабат шалом, братья евреи! Шабат шалом!
Все хором ответили ему:
– Шабат шалом! – и наклонили головы в ответ.
– Суббота, в которую в синагогах читают недельную главу Торы Бешалах 39 , называется Шабот Шира 40 , поскольку знаменитая песня, которую пели сыны Израиля, когда перед ними расступилось Красное море, входит именно в эту главу Торы и читается в эту субботу, – произнес Лернер и окинул всех своим пытливым взглядом. – Несмотря на то что глава Бешалах содержит описание многих других важнейших событий, в том числе
39
Шестнадцатая по счёту глава торы и четвёртая по счёту глава книги «Шмот».
40
Буквально «Суббота Песни» – суббота, в которую в синагогах читают недельную главу Торы Бешалах («Когда отпустил»)
Возражений не последовало, и Миша монотонным, но очень приятным голосом стал читать Тору с выражением, акцентируя внимание присутствующих на особо важных моментах. Где-то через полчаса он закончил и закрыл книгу. Жмурин и Будянский с удовольствием вступили с ним в полемику относительно реальности всей истории исхода евреев из Египта. Их спор мог бы затянуться надолго, если бы в дверь не зашел завхоз клуба Батон и не принес подогретую на плитке курицу и тазик с яйцами. Все присутствующие с удовольствием переключились с разговора на трапезу, являющуюся неотъемлемой частью субботнего таинства.
Иосиф прочитал молитву на иврите, освятил яства и дал добро приступить к еде. Тополев с Переверзевым давно уже ждали именно этой части обряда и теперь с жадностью поедали курицу, запивая ее виноградным соком, специально приобретенным для этой встречи Матвеем у барыги из четвертого отряда. Доев почти всю курицу и оставив чуть меньше десятка яиц и половину лепешки, собравшиеся продолжили общение на полурелигиозные темы. Естественно, обсуждались порядки и положуха в колонии, возможности и связи каждого как на зоне, так и на свободе, накидывались варианты ведения совместного бизнеса – как в данный момент, так и после освобождения.
Дверь в комнату резко отворилась. Вошел полковник Балакшин из Тамбовского управления ФСИН, который прибыл в колонию с внеплановой проверкой и, как оказалось, решил начать осмотр территории именно с клуба. Его сопровождал зам по БОР 41 ИК-3. Посетители «синагоги» встали, как положено при появлении сотрудника администрации, но не так резко и рьяно, как к этому привык полковник из управы. Эти вялые, на его взгляд, движения контингента вызвали в нем раздражение, и он решил немедленно показать всем присутствующим, кто в доме хозяин.
41
Заместитель по безопасности и оперативной работе.
– Что вы тут делаете? – строго спросил он заключенных.
Все молчали, стараясь не привлекать к себе внимания.
– У нас, евреев, сегодня Шабат… – начал Гриша, поняв, что, кроме него, никто ответить не посмеет. – Поэтому с разрешения администрации колонии мы открыли в этой комнате синагогу, читаем совместно Тору и произносим молитвы.
– Какие молитвы? – с пренебрежением и даже отвращением переспросил Балакшин.
– Субботние! – уточнил Григорий.
– А это у вас что такое? –
– Это я принес, – мгновенно отреагировал Тополев, чтобы не дать Балакшину возможности назначить виновным первого попавшегося, в особенности Матвея, на которого полковник уже уставился и, видимо, мысленно принял решение, кого персонально наказать.
– Переписать всех, наказать и провести воспитательную работу, – еще больше разозлившись крушению своих планов, очень строго произнес проверяющий. – Я вам покажу еврейский конгресс! Тоже мне, Богом избранная нация нашлась! Такое же говно, как и все в этом лагере! Я не позволю вам тут свою избранность показывать! Всех на карандаш и выговор, чтобы неповадно было в следующий раз из себя евреев строить!
– Товарищ полковник! – обратился к Балакшину зам по БОР. – Тут присутствуют в основном все положительно характеризующиеся осужденные. Может быть, простить на первый раз?
– Простить? – гневно закричал полковник. – Кого? Этих? – он чуть было не сказал «жидов», но вовремя заткнулся и стал буравить взглядом заместителя начальника колонии. – Вот этому точно выговор – за то, что позволил себе со мной заговорить! – указывая на Гришу, скомандовал Балакшин. – И вот этому! – ткнув пальцем в Иосифа, продолжил он. – За то, что находился ближе всего к продуктам питания в неположенном месте. Всю еду отнести на вахту! – скомандовал он напоследок, осмотрел остальных строгим взглядом, остановился около Матвея, просканировал его с ног до головы и молча вышел из комнаты.
Зам по БОР показательно потряс кулаком в воздухе перед провинившимися и поспешил за проверяющим.
Конечно, заместитель очень рисковал, осмелившись предложить не наказывать всех за нарушение правил внутреннего распорядка. Но он прекрасно понимал, что большинство из присутствующих в импровизированной синагоге занесли деньги, и немалые, за свое условно-досрочное освобождение, и любой полученный ими выговор перечеркивал проделанную работу и сильно отдалял, а для кого-то ставил крест на положительном результате в суде.
– Еще чего! «Еду на вахту» … – передразнил Балакшина Гриша и взял кастрюлю. – В отряд отнесу, и доедим ближе к вечеру.
Все разошлись по отрядам. После обеда Гришу и Иосифа вызвали на вахту ДПНК и приказали им написать объяснительные по поводу нарушения внутреннего распорядка. Вечером пришел Толик и сообщил, что его вызывал Шеин, сильно ругался и в конце концов заявил, что синагогу разогнали.
– Да, именно так и сказал, что первый еврейский конгресс разогнан, – расстроившись, произнес Нафталиев. – Я так долго искал родственные души, чтобы можно было пообщаться, почитать Тору, послушать умных людей! А тут этот проклятый антисемит Балакшин… Не любит он нас, евреев.
– Не расстраивайся, Толик! – успокаивал его Миша Лернер. – Найдем мы другие способы для общения и встреч! Главное сейчас, чтобы никому из нас этот Шабат боком не вышел.
Иосифа, естественно, отбил Шеин. Он отвел от него гнев Балакшина и все обвинения. Поэтому единственным, на кого должны были теперь обрушиться все палки, был Тополев, которому предполагалось в назидание и для бравурного отчета наверх выписать выговор с последующим выдворением в штрафной изолятор на пятнадцать суток. Так бы и было, если бы не заявление, которое Гриша написал и не только отдал на вахту, но и отправил закрытым письмом в надзорную прокуратуру и в Тамбовский офис по правам человека со следующим текстом: