Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности
Шрифт:
Поддержав Капповский путч в марте 1920 г., провалившийся за несколько дней, обер-президент Восточной Пруссии – как и его тайный кумир Г. Носке – лишился своего поста, был исключен из партии и освобожден от профсоюзных должностей. Вот теперь настала пора вновь взяться за перо, хотя в жизни Виннига будет еще немало попыток найти и сплотить вокруг себя тех, кто станет обладателями схожего коктейля националистических и социалистических взглядов. Его флирт с военизированными группировками оказался довольно коротким. Опытный политик быстро и верно оценил перспективы тогда еще только начинавшегося сотрудничества правоконсервативных и националистических группировок с набирающим силу нацизмом. Вернуть себе былое влияние Винниг не смог, но искушению переродиться в борца за будущее Германии под свастикой не поддался. Его прошлые заслуги в Прибалтике гарантировали ему вполне лояльное отношение нацистского режима. Долгое время Виннига вовсе не смущали антисемитские лозунги, к которым он был склонен и сам, отделываясь формальными конформистскими заявлениями и продолжая писательскую карьеру. Однако с годами его взгляды становились все ближе к идеям христианского консерватизма, что в военные годы и привело бывшего социалиста в круги организаторов событий 20 июля 1944 г. Он сумел избежать не только заключения, но и ареста гестапо, благополучно покинул будущую советскую зону оккупации, стал одним из основателей ХДС и даже удостоился в 1955 г. высокой правительственной награды ФРГ. Правительство Аденауэра не было заинтересовано
Как и любые мемуарные свидетельства, следующие ниже записки нуждаются в предварительной поправке не только на личность их автора, но и на обстоятельства и нюансы их написания. Из богатого письменного наследия А. Виннига была выбрана ранняя версия его воспоминаний, 1921 г. издания, хотя в дальнейшем – после окончания своей политической карьеры – он написал и куда более объемную книгу «Возвращение домой» (Heimkehr. Erinnerungen 1918–1923. Hamburg, 1935), а за 1920-1930-е гг. стал не только плодовитым публицистом, но и признанным автором художественной литературы. Однако для исследователя событий в Прибалтике в 1918–1919 гг. ценна будет именно первая редакция мемуаров Виннига, полная умолчаний о недавних (1920–1921 гг.) событиях, тонких намеков на политическую конъюнктуру ранних лет Веймарской республики, но зато свободная от наслоений последующих лет, включая не нуждающееся в излишних комментариях, но массивное влияние действительности Третьего рейха. Разумеется, писать в 43 года мемуары в качестве политического завещания, подводя окончательные итоги своей карьере, Винниг не собирался, он был полон решимости доказать свою значимость, подчеркнуть заслуги перед Германией и тем оправиться от тяжелых политических неудач. Это добавляет его тексту не только самолюбования и тенденциозности, но и публицистического запала, гарантирует тексту все плюсы и минусы почти памфлетного жанра, а свежесть воспоминаний провоцирует на эффектные портретные штрихи, демонстрируя задатки будущего романиста.
Оказавшись в опале после Капповского путча, Винниг, издавая в 1921 г. первую свою книгу, не терял надежды вернуть себе расположение существенно закрепившегося у власти Ф. Эберта, а потому тонко дозировал свою критику центральных инстанций и присматривался к возможным союзникам среди оставшихся в рядах рейхсвера кайзеровских военных. Вполне осознавая полемичность затронутых событий, автор этой первой германской версии истории прибалтийской независимости оправдывался и дискутировал прямо на ее страницах, особенно в заключении. В тогдашней обстановке первой и самой тяжелой фазы версальского унижения Германии, на фоне тогдашнего триумфа спаянных Антантой в «санитарный кордон» государств-лимитрофов, беспощадных к бывшим метрополиям и оккупантам, болезненно переживавший утрату всех перспектив на Востоке убежденный немецкий националист мог ни в чем себе не отказывать в отношении к бывшим «подопечным», хотя демонстрировал некоторую готовность не идеализировать и своих соплеменников.
Не стесняясь исторических анекдотов и почти обсценных нюансов политической физиономии тех или иных деятелей, Винниг разоблачал, а также напоминал обстоятельства появления на свет независимой Эстонии и в еще большей степени Латвии. На фоне преобладания в современной местной историографии и публицистике лакированных портретов латышских и эстонских политиков того периода такое «срывание покровов» несколько уравновешивает мифологизацию. Да и по сравнению с оправдывавшими любые действия германских властей мемуаристами из числа отставных кайзеровских генералов и статс-секретарей Винниг нередко выглядит довольно объективным, а уж преимущества взгляда очевидца, инициатора и непосредственного участника у этого типичного фаворита первой революционной волны не отнять.
При всех этих оговорках и приведенных в комментариях поправках книга Виннига остается куда менее мифологизированным описанием появления на свет независимых Эстонии и Латвии, нежели ныне транслируемая официальная версия. Сознавая недостатки приводимого здесь на русском языке немецкого взгляда на события, мы полагаем, что игнорировать их и на втором столетии истории государственности прибалтийских стран было бы попросту некорректно.
Л. В. Данник, В. В. Симиндей
< image l:href="#"/>Обер-президент Восточной Пруссии Август Винниг, 1920 г.
База открытых данных:
https://data.bnf.fr/en/10339674/august_winnig/
Караул кайзеровской армии у рижской ратуши.
Германская открытка, 1918 г.
Немецкие машины у Дома Черноголовых в Риге.
Германская открытка, 1918 г
3 сентября 1918 г. Открытие в Риге памятника ландштурмисту (солдату-ополченцу) в ходе празднования первой годовщины взятия города войсками Германской империи.
Германская открытка, 1918 г.
Монумент ландштурмисту «Железный солдат», изготовленный из дуба, рижане называли «деревянный Фриц».
Германская открытка, 1918 г.
Стела «освободителям Либавы». Германская открытка, 1918 г.
Предисловие автора
Август Винниг
Эти личные и выдержанные в сугубо личном тоне воспоминания времен моей деятельности в Прибалтике вовсе не претендуют на то, чтобы восприниматься как глубокое историческое исследование. Для подобной работы мне попросту не хватает материалов. К документам о политических событиях того времени доступа у меня нет. В своем описании я опираюсь на письма, которые я тогда с завидной регулярностью отправлял на одни и те же адреса, а теперь ради этой цели переписка предоставлена в мое распоряжение. Письма эти писались отнюдь не в намерении позднее использовать их в качестве исторического источника, а поэтому вовсе не исключено, что в некоторых случаях не совсем точно указаны сроки и даты, однако это касается лишь двух-трех эпизодов, где мне приходилось ограничиться лишь примерным указанием – «несколько дней назад», а при попытке выяснить точную дату я, по-видимому, не смог ее установить. Хотя в данном случае это не может иметь существенного значения, я все же хотел бы упомянуть возможность подобного варианта. Кроме этих писем я пользовался также личными заметками, ведшимися в некоторых случаях весьма подробно, а порой, наоборот, очень кратко, а потому затем дополненных по памяти. Естественно, нельзя вполне исключать ошибки и по этому поводу, хотя я полагал долгом своим действовать со всей тщательностью и ответственностью. Ошибки эти ограничиваются датами и фамилиями; истинный же ход событий – и это я хотел бы подчеркнуть со всей настойчивостью – изложен с не допускающей каких-либо сомнений точностью.
Запись и публикация моих воспоминаний в обосновании не нуждаются.
Сначала они были написаны для издаваемого мною еженедельника «Морген», где появлялись отдельными главами. В данном издании единой книгой исправлены некоторые обнаруженные с тех пор ошибки вышеупомянутого рода. Кроме того, добавлена новая, итоговая глава.
Кёнигсберг в Пруссии [4] ,15 марта 1921 г. А. В.
1. Как я оказался на Востоке
4
Долгое время в Германии уточняли, какой Кёнигсберг имеется в виду, так же как и насчет Страсбурга. Отечественному же читателю известен в основном пример Франкфурта (на Майне и на Одере).
Почти сразу после занятия Эстляндии нашими войсками я должен был делать доклад на одном собрании в Альтоне [5] . Как и было объявлено, я должен был говорить о «Взаимопонимании между народами – против аннексий». Из-за недостатка времени я не смог в полной мере подготовиться к выступлению, в частности, я не имел возможности основательно обдумать положение, созданное нашим наступлением [6] , а потому чувствовал себя несколько неуверенно. Мне было весьма желательно еще до доклада переговорить с видными членами партии [7] из Альтоны. В ходе этой беседы обсуждался также и вопрос буферных государств на Востоке. Я всегда полагал противоречившим здравому смыслу то, что называли «германской политикой в буферных государствах». Не в связи с питаемым некоторыми моими товарищами по партии благородным пиететом по отношению к решениям Венского конгресса и вовсе не из-за приверженности к принципу status quo ante bellum [8] , а лишь вследствие своего убеждения, что исторический прогресс требует создания не мелких, не слишком эффективных национальных государств, а скорее формирования крупных и скоординированно управляемых экономических областей. Под этим я имею в виду: кому должны достаться приграничные территории русских, должна решать сила, однако самостоятельными становиться им не следует, это противоречило бы логике мировой истории, как и вообще весь девиз: самостоятельность малым нациям! Это было бы мудростью позавчерашнего дня, мелкобуржуазностью. Мне же возражали, что свершившимся фактом стало давно уже произошедшее восстановление польского государства [9] , его теперь уже нельзя отменить, а потому это влияет и на решение судьбы остальных буферных территорий на Востоке. Это, к сожалению, так.
5
Альтона (нем. Altona) – город в Германии на правом берегу р. Эльба; в описываемый период являлась пригородом, а с 1938 г. частью города Гамбург.
6
Германское наступление началось 18 февраля 1918 г., причем на прибалтийском участке фронта оно развивалось особенно быстро. Двинск был занят в тот же день, Ревель и Псков 24–25 февраля, Нарва 3 марта 1918 г. 4–5 марта после подписания Брестского мира стала формироваться демаркационная линия между германскими и советскими войсками, просуществовавшая до конца ноября того же года. Она была намечена лишь приблизительно, долго согласовывалась и не соответствовала ни условиям Брестского мира, ни Добавочного договора к нему от 27 августа 1918 г. 3 марта 1918 г. Советская Россия подписала Брестский мирный договор с Центральными державами, который отдал Эстонию, Латвию, Литву и большую часть Белоруссии и Украины Германии. Поэтому рано утром 4 марта последние части Красной Армии оставили Нарву. Формировавшаяся в Русской армии эстонская дивизия 20–21 февраля 1918 г. по собственной инициативе вступила в переговоры с германским командованием, которое использовало ее содействие для быстрого захвата Эстляндии. Несмотря на провозглашение независимости Эстонии, германские оккупационные власти уже в апреле распустили все эстонские войска.
7
То есть Социал-демократической партии Германии (СДПГ), на тот момент – социал-демократов большинства, ведь их левое крыло, независимые социал-демократы, а в их числе и будущие коммунисты из группы «Спартака», откололись еще весной 1917 г., образовав НСДПГ.
8
То есть возвращения к довоенному положению.
9
Август Винниг имеет в виду декларацию Центральных держав от 5 ноября 1916 г. о восстановлении польской государственности, вызвавшую большое негодование немецких националистов и консерваторов, однако долгое время имевшую мало практических последствий. После того как надежды германской Ставки обрести тем самым многочисленные союзные польские войска за счет притока добровольцев провалились, быстро дошло до конфликтов с польскими легионами, лидер которых, будущий маршал и «начальник государства Польского» Юзеф Пилсудский (польск. Jozef Klemens Pilsudski; 1867–1935) летом 1917 г. оказался в тюрьме за отказ присягать на верность Центральным державам. Таким образом, весной 1918 г., то есть в период, описываемый Виннигом, ни о каком настоящем восстановлении польской государственности говорить не приходилось, хотя опасный прецедент в декларативной плоскости действительно был положен. Нельзя не отметить и то, что параллельно развивалась борьба за симпатии поляков теми же средствами и так же без практических (пока) результатов со стороны России и в целом Антанты. Важным шагом была декларация Временного правительства России от 29 марта 1917 г. о признании права Польши на восстановление государственности, имевшая среди поляков определенный успех и подтолкнувшая формирование целого ряда польских национальных дивизий, а затем и корпусов в Русской армии.
Это событие и стало поводом к тому, чтобы я тут же более подробно занялся вопросами, связанными с Востоком, его историей, экономикой и управлением. Я делал это из простой обязанности гражданина хоть как-то участвовать в происходящих крупных политических событиях и не мог знать, что когда-нибудь буду использовать полученные таким образом знания и на официальном посту.
В июле 1918 г. имперское ведомство внутренних дел запросило меня, не желаю ли я предпринять исследовательскую поездку в прибалтийские земли. Я согласился и обязан был назвать и еще нескольких профсоюзных лидеров, которых можно было бы также пригласить туда. По моему предложению от планов выезда крупной общественной делегации пока воздержались, ограничившись лишь очень небольшими группами. Первая состояла из господина Пауля Умбрайта, главного редактора издаваемой объединением профсоюзов «Корреспонденц-блатт», и меня. Мы выехали из Берлина в конце сентября 1918 г. Наша поездка должна была продлиться около двух недель. Мы посетили Либаву, Митаву, Ригу, Дерпт и Ревель. Пауль Умбрайт заезжал и в Ковно, в то время как я после 12-дневного турне вернулся в Германию, где для начала дал в Берлине в имперском ведомстве итоговый устный отчет, а также заявил, что представлю и подробную записку по этому поводу.