Приблуда
Шрифт:
С учетом сотрясения мозга, шока, кровопотери, которые надо было преодолеть, и немаленького куска пересечённой местности, которую надо было пересечь, чтобы хотя бы дотянуться до устройства связи, его шансы погибнуть были неимоверно высоки... но он был не совсем один.
* * *
Быстро-Бьющий прижался к своему двуногому, насколько мог плотно, и погрузился в глубину транса связи. Мыслесвет двуногого был достаточно похож на мыслесвет Народа, чтобы позволить, в каком-то смысле, установить связь, хотя двуногий, со всей очевидностью, не мог её завершить. Но кот был способен оттянуть резкий, пронизывающий ужас, который перекатывался в сознании двуногого, и осознавал
Ужас двуногого и испорченное ощущение от его мыслесвета заставили Быстро-Бьющего со страхом вспомнить ту трагедию. Он изливал через связь любовь и ободрение, полный решимости защитить это прекрасное, огненноголовое создание, чтобы оно благополучно вернулось к своим. А он останется с двуногим, будет урчать... ему, понял кот, погружаясь глубже в транс... удержит его от отчаяния, которое испытывал мыслеслепой детёныш, насколько это в силах Быстро-Бьющего. В конце концов, двуногим привычно быть мыслеслепыми; возможно постоянной поддержки Быстро-Бьющего будет достаточно, чтобы помочь, что бы там на самом деле не случилось с его головой?
Исполненный решимости добиться успеха, Быстро-Бьющий успокоил безумный хаос в мыслесвете своего двуногого, рассеял его страх, утешал его, урчал и, как только мог, оттягивал телесную и душевную боль. Колотящееся сердце двуногого постепенно перешло к менее безумному, только слегка нерегулярному ритму, его дыхание успокоилось, а закаменевшие мускулы расслабились и снова стали подвижными. Его двуногий всё ещё был напуган, но застилающий глаза ужас ушёл.
Быстро-Бьющий потёрся головой о влажную щёку двуногого и тихо мурлыкнул, а затем поднял голову и прикоснулся к лицу двуногого передней лапой. “ Ты должен выбираться из этой холодной воды”, — решительно подумал он.
Бесполезно, естественно. Двуногий был мыслеслеп и не мог понять. Но когда Быстро-Бьющий нетерпеливо указал в сторону берега, его двуногий издал несколько странных звуков изо рта, что было языком двуногих, и слегка пошевелился. В эмоциональной ауре двуногого теперь ощущались робкая, возродившаяся надежда и решимость попробовать. Детёныш Народа, настолько израненный, ни за что бы не сумел сделать всё то, что должен был сделать двуногий, если собирается выжить. Быстро-Бьющий принюхался к ветру и тщательно прислушался к признакам поджидающей на берегу опасности, а затем поощрительно мяукнул. Даже позови он на помощь весь клан Смеющейся Реки, Быстро-Бьющий не мог надеяться дотащить своего нового друга до безопасного места. Его двуногому придётся спасать себя самому... с той ничтожной помощью Быстро-Бьющего, которую тот сможет предоставить.
Он боялся, что этого будет недостаточно.
* * *
Древесный кот торжественно уставился в глаза Скотту, по-прежнему указывая в сторону берега, и издал тихий звук.
— Мяу?
Скотт потянулся к нему, мокрой, дрожащей, измазанной в крови рукой. Поколебавшись, он окунул пальцы в ледяную воду, чтобы смыть кровь. Древесный кот сидел совершенно неподвижно, позволяя Скотту прикоснуться к себе неуверенными пальцами, с которых капала вода. “Мягкий, как пух одуванчика...” Когда Скотт погладил его сырой мех, древесный кот закрыл травянисто-зелёные глаза, а затем выгнул свою длинную спину и издал звук, очень похожий на мурлыкание. Несмотря на застилающую глаза боль, на страх, на коченеющие в воде свисающие с валуна ноги, Скотт МакДаллан зачарованно улыбнулся.
Древесный кот сел, взглянул ему в глаза, а затем склонил голову в сторону и поднял лапу, вне всякого сомнения, снова указывая в сторону берега. “Угу, хорошая идея, —
Он пополз к отдалённому берегу.
Стройное шестилапое создание перепрыгивало с камня на камень, пританцовывая непосредственно перед ним по мере движения. Пока Скотт перетаскивал себя с одного валуна на другой, временами припадая к нагретому солнцем камню, чтобы отдышаться и передохнуть, оно настойчиво подбадривало его мяуканьем. И каждый раз, когда Скотт останавливался, вытянув себя наполовину из бегущей холодной воды, чтобы только перевести дыхание и сглотнуть подступавший к горлу комок ужасной тошноты, он поднимал глаза и видел прямо перед собой древесного кота, сидящего на следующем валуне, ждущего с тревогой и озабоченностью.
Если он останавливался слишком надолго, древесный кот начинал настойчиво мяукать низким, страдающим тоном. Если же это не помогало, он перепрыгивал обратно на валун, к которому припал Скотт, и касался его лица, подгоняя его продолжить движение. Затем, по истечении неизвестного периода времени, Скотт растянулся поперёк валуна с острыми краями с чувством, что не сможет двигаться дальше, настолько он был измождён, и древесный кот пришёл в неистовство.
— Мяу! Мяу-мяу-мяу!
Он не был уверен, как долго повторялся этот звук, но резкий вопль наконец-то пробился сквозь ледяной туман, окутывавший его мозг. Скотт медленно поднял взгляд, содрогаясь от холода текущей вокруг ледяной реки, и уставился в странные глаза цвета летней травы. Взгляд древесного кота вонзился в него, явственно требуяочнуться от фатального ступора. Кот обхватил его лицо обеими лапами, тонкими и гибкими пальцами с втянутыми когтями. Это необычайно непреклонное действие произвело эффект встряски, как от пощёчины. Скотт ощутил, что подымающаяся волна безнадёжности отчасти отступила.
Он почти мог ощутить, самым краешком сознания, испуг древесного кота. При других обстоятельствах Скотт мог бы убедить себя, что это галлюцинация в результате удара головой. Но лежа здесь и ощущая нарастающую тревогу спутника, прикасающегося к его лицу одной лапой, а другой нетерпеливо указывающего в сторону берега, Скотт обнаружил, что без тени сомнения верит в то, что этот древесный кот искренне боится за его жизнь в ледяной реке.
Этот страх заставил Скотта двигаться дальше. “Ты не дал мне утонуть, я не могу теперь тебя подвести...” Он соскользнул с валуна и плюхнулся лицом вперёд снова в воду, полуползя, полуплывя к следующему, ощущая, как его сносит бурным течением и борясь, чтобы удержать свою пострадавшую голову над поверхностью воды. Скотт знал, что будь он один, то просто остался бы лежать и умер.
По ощущениям, он так продвигался многие часы, обещая себе, что на ближайшем валуне растянется в изнеможении. Но тут Скотт понял, что река стала настолько мелкой, что погруженными в воду оставались только его колени и кисти рук. С бесконечной медлительностью ползущего ледника он поднял голову, закусив губу, чтобы сдержать рвоту. По глазам резанул свет, отражавшийся от блестящих камней и глины, склоном поднимавшихся перед ним, сухих и нагретых солнцем.
Он добрался до берега.
У него вырвался неподдающийся переводу звук; но он уже цеплялся и карабкался по камням, впиваясь пальцами в мягкую глину, подтягиваясь и затаскивая себя наверх, прочь от смертоносной хватки реки. Камень под его животом был восхитительно горяч, прогоняя отчасти ледяной озноб. Затем земля под ним стала ровнее и Скотт, неистово содрогаясь, перевалился через край согретого солнцем уступа. Измождение накрывало его сознание, затягивая в забытье, и последним осознанным ощущением Скотта было прикосновение к его щекам крошечных трехпалых рук.