Причина его одержимости
Шрифт:
«Что показали тесты?»
«То, что ты и планировал».
«Существует ли хоть какой-то шанс убедить тебя не прерывать эту беременность?»
Сердце останавливается. С губ срывается всхлип. Зажав одной рукой рот, второй набираю:
«Нет».
Прости, мой мальчик. Так надо. Иначе ты никогда не усвоишь урок – если берешься играть чужими жизнями, знай, всегда остается шанс, что тебя переиграют.
Кирилл долго не отвечает. Я продолжаю рыдать, сжав в зубах кулак.
«Тогда сделай все в этой клинике», – следом прилетают телефон и адрес. – «Я
Я уже просто вою. Встаю на нетвердых ногах, включаю воду, чтобы заглушить звук.
«Ладно».
«Лучше не оттягивать. Так безопаснее. Завтра в двенадцать, подойдет?»
Господи, он абсолютно невыносим. Даже это ему нужно контролировать. Даже это!
«Да, спасибо. Я и сама не хочу тянуть».
ГЛАВА 25
Звонит телефон. Кирилла хватило аж на целых десять минут. Я опять недооценила степень его выдержки. Уже двенадцать десять. А я, конечно же, не приехала.
– Ты передумала? – выпаливает прежде, чем я успеваю сказать положенное в таком случае «алло».
– Нет.
– Ты не приехала, и я подумал, что…
– Нет, – повторяю твердо. – Просто хорошенько взвесив все еще раз, я решила обратиться к своему врачу. Так мне спокойнее.
В трубке повисает молчание.
– Где ты сейчас?
– В больнице. Ариша, если тебе интересно, с моей подругой. Она давно интересовалась темой благотворительности, Люся ей все покажет-расскажет. А ближе к вечеру я ее уже смогу забрать.
– Адрес скажи.
Голос Кира совершенно неузнаваем. На первый взгляд – все такой же ровный и безэмоциональный. И совершенно по-новому мертвый.
– Адрес фонда?
– Клиники, в которой ты находишься. Я приеду.
– В этом нет никакой необходимости. – Тереблю край халата. – Все уже позади, – закусываю губу, чтобы не свалиться в истерику.
– Адрес скажи, – повторяет настойчивей Кир, тяжело и часто дыша.
– Анечка, ну как ты? – заглядывает врач, до того как я успеваю ответить. Разговаривает Римма Борисовна зычным командным голосом, и Кирилл ее слышит прекрасно. Отчего его дыхание обрывается вовсе.
– Получше, спасибо.
– Вот и хорошо. Сейчас тебя откапаем. Полежи еще с часик. И можно будет вставать.
– Да, конечно. Спасибо.
– Аня! – тихо напоминает о себе сопляк.
– Извини. Меня тут отвлекли немного. О чем мы говорили?
– Назови адрес клиники.
Называю и отключаюсь. Поворачиваюсь к стеночке. Свернувшись калачиком, прикрываю глаза. Живот уже не тянет так сильно. Действует лекарство. По всей вероятности, у того еще и седативный эффект. Меня жестко клонит в сон. Я даже успеваю задремать, когда меня будит звонкий визг шин под окном. Почему-то даже сомнений не возникает, что это Кирилл. Следом хлопает дверца, и, кажется, даже будто я слышу его шаги, когда еще не могу их слышать. Дверь открывается. Я замираю, зажмурившись до разноцветных кругов.
– Анна Сергеевна, капельница.
Разворачиваюсь на спину. Девочка-медсестра тащит за
Кир застывает в проеме, упираясь в косяки ладонями. Во вчерашнем измятом костюме, который он, по-видимому, не снимал, и с почерневшим осунувшимся лицом выглядит сопляк просто кошмарно. Я прикрываю веки и начинаю медленно и глубоко дышать, душа на корню жалость.
– Посторонним сюда нельзя!
– Я не посторонний.
– Это папа.
– А, – улыбается медсестричка. – Тогда проходите. – И, видно, наконец, рассмотрев Кирилла как следует, тихо добавляет: – Вы так не волнуйтесь. Все хорошо. Так бывает.
И он, конечно, понимает это по-своему. Закрывает глаза… Дергает крыльями носа и резко затыкает рот кулаком.
– Может, успокоительного? – хлопает ресничками ничего не понимающая девица.
– Нет! – отшатывается Кирилл. У того с лекарствами своя отдельная история. Не думаю, что хоть когда-нибудь он заставит себя прикоснуться даже к самым невинным препаратам.
Мальчик мой. Мой раненый мальчик... Что ж так сложно с тобой?
– Ну, тогда я пойду. Если что – жмите на кнопочку.
Мы остаемся одни. Кирилл обводит невменяемым взглядом крошечную палату и подтаскивает один единственный стул к койке. Садится. Остекленевший взгляд замирает на моем животе.
– Почему ты меня не дождалась?
– Твое присутствие ничего бы не изменило.
– Жестоко.
– Как заслужил.
Пацан тяжело сглатывает. Несколько раз шевелит губами, но как будто не может себя заставить спросить. Или справиться с голосом. Я опять зажмуриваюсь. Не жалеть! Не жалеть! Не жалеть! Это никому из нас сейчас совершенно точно не нужно.
– Не работает.
– Что?
– Вот это… Ни черта не работает, – хрипит Кир, но мне понятней не становится. Смотрю на него во все глаза. А тот меня как будто не видит. И разговаривает сам с собой. – Думал, если ты это сделаешь… Я тебя возненавижу, – задыхается. – Даже облегчение испытал, дурак. А теперь смотрю и понимаю – ни черта. Ни черта это так не работает. Не лечится… Ничем. Знаешь, к каким выводам я прихожу теперь?
– К каким?
– Может, это не такая уж и высокая цена, если ты согласишься начать все заново. Только я пока не знаю, что делать с этой пустотой. – Кирилл берет мою слабую руку и прикладывает к своей груди. – Вот тут. Она когда-нибудь заполнится, как думаешь?
А я не думаю. Я плачу.
– Больно?
– Пиздец просто, Аня. Сдыхаю.
– Мне тоже больно. Каждый раз. Когда ты мною вот так играешь. Мне больно, Кирилл. И страшно. Ведь никогда не знаешь, как далеко ты сможешь зайти.
– Я ничего такого не хотел, – вскидывается он. Грудная клетка ходит ходуном. Мы оба обнажены, как нервы. – Не хотел ни страха, ни боли. Только любить. Радовать. Заботиться о тебе. Трахать.
– Да уж куда без этого? – истерично всхлипываю.
– Никуда, – отвечает на полном серьезе. – Я тебя хочу постоянно.