Пригласила тетенька медведя в гости…

Енц Ирина

– Он же поменял фамилию Холодова на фамилию матери? – Я кивнула в ответ, уже понимая, куда подруга клонит. А Валька продолжила развивать свои соображения. – И об этом вся деревня знает… – Скорее утвердительно, чем вопросительно, задумчиво проговорила она.

Дядя Слава в недоумении пробасил, думая, что Валентина задает вопрос:

– Само собой… Так Аркадьевич с этого особой тайны, кажись, и не делал…

И тут Валька замолчала, задумчиво

уставившись в угол кухни. Я проследила ее взгляд, но ничего там особо интересного не увидела, кроме паутины. Не думаю, что созерцание этого так увлекло подругу в данный момент. Скорее всего, в Валькиной голове сейчас шел напряженный процесс сопоставления всех фактов. Но вот только вывод, который она сделала в следующую минуту, был абсолютно предсказуем.

– Эти гады, ну которые избили Егора, скорее всего, подбираются к Веревкинскому кладу!

Я закатила глаза. Кому, как говорится, что, а Вальке одни клады на уме! Она посмотрела с вызовом на меня и, чуть ли не с угрозой спросила:

– Ты что, не согласна?! – И не дожидаясь от меня ответа, отрезала, как топором чурку расколола: – Других причин я не вижу!!

Я только головой покачала:

– Согласна только с первой половиной твоего высказывания…

Валентина слегка озадачилась.

– Это с какой же такой половиной?

Я нашла в себе силы усмехнуться:

– Ну с той, в которой ты говоришь, что «эти гады подбираются». А вот с тем, к чему они подбираются, я не согласна.

Валентина, словно молодой и задиристый петушок с вызовом потребовала:

– Почему это? Обоснуй! – И не дожидаясь моего «обоснования» принялась горячиться. – А что, ну вот, что их еще может интересовать, не эта же рухлядь, которую вы все гордо именуете «экспонатами»!?

Я спокойно ответила:

– Не этими… Но даже мы не знаем, где этот дурацкий клад спрятан. Мы же не видели, откуда тогда Холодов с дружком его доставал. А Егор вообще, в то время был в отключке. И даже самому глупому ежику в лесу ясно, что отец не доверил бы эту тайну сыну, раз сам собирался его прикончить.

Вальку мои слова несколько охладили, но ненадолго, и она опять принялась доказывать нам, что именно ее версия ближе всего к истине. А я только усмехалась, да кивала головой. И вообще, чем больше Валентина горячилась, утверждая, что «их» интересует Веревкинский клад, тем больше крепла моя уверенность в собственной правоте. Мне очень хотелось задать Валентине один вопрос, но делать это при дяде Славе я не стала. Не то, чтобы я ему не доверяла, вовсе нет. Но то, что тайну овального зала под землей знала Валентина, мне было за глаза. И открывать ее кому бы-то ни было, даже и Егору, не говоря обо всех прочих, я не собиралась. И потом, совершенно неясно, что в головах у тех, кто всю эту катавасию опять развязал. Но судя по состоянию Егора, способны «они» были на многое. А чем меньше знаешь, тем меньше расскажешь. Другими словами, безопасность дяди Славы для меня была важнее собственного нетерпеливого любопытства.

Наконец, это муторное чаепитие закончилось. Дядя Слава отправился в свою комнату, сказав, что «может еще и уснуть удастся», а мы с Валькой поднялись в свою комнату, посмотреть, как там Егор. Он лежал на кровати, свернувшись клубочком. Лицо, все в кровоподтеках, покрытое синюшней бледностью, с трехдневной щетиной, было похоже на лицо покойника. Мое сердце сжималось от жалости и тревоги за него. Но я хорошо понимала, что сейчас я больше ничего для него не могу сделать. И еще, я очень хорошо понимала, что чем быстрее я найду разгадку всех последних событий, тем быстрее вся эта ситуация закончится, и, наконец, мы все окажемся в безопасности. Именно поэтому, первым делом, как только мы с ней остались одни, и я убедились, что Егор по-прежнему спит, задала свой вопрос, пожалуй, самый важный из всех на текущий момент.

– Вальк, а где та свеча, которую ты тогда умыкнула из овального зала?

Валентина с удивлением посмотрела на меня, явно, ожидая от меня чего угодно, но не подобного вопроса про какую-то там свечку, казавшуюся ей чем-то вовсе незначительным по сравнению со всеми произошедшими событиями последнего времени. Она, хлопнув на меня в недоумении пару раз ресницами, и, поняв, что пояснять я ей больше ничего не собираюсь, подвела под лоб свои зеленые глазищи и задумчиво проговорила:

– Та-а-а-к…. Я ее взяла с собою в город, собираясь провести исследования в лаборатории больницы, чтобы изучить состав…. – Она опять закатила глаза, изображая сосредоточенные раздумья, чем вызвала у меня молчаливый зубовный скрежет. – А потом…. – Выражение ее лица резко изменилось, превратившись из задумчиво-размышляющего в виноватое, и она жалобно проблеяла со слезой в голосе: – А потом, Полиночка, она куда-то исчезла…

Уже больше не скрывая своего раздраженного негодования, я проговорила, едва сумев разжать губы:

Конец ознакомительного фрагмента.