Приговоренные к войне
Шрифт:
– Тебя зовут Клеонта?!
– Нет… – чуть слышно прошептала Амрина. – Я не Клеонта… Меня зовут Эвтиона… Я её…
Силы иссякли. И свет в глазах опять померк.
Он уже минут двадцать по кругу листал несколько видеокартинок – отчёт аэронаблюдения. Сначала внимательно рассматривая каждую, потом, уменьшая паузы между кадрами, торопясь. Всё быстрей. Всё чаще! Ещё немного и…
Очнулся, вырвался из завораживающего ритма. Откинулся на спинку кресла. Задумался.
Ещё бы! На каждом снимке, в разных ракурсах, была запечатлена его родная дочь. Его любимая
Руки её были связаны. Во рту кляп. Закрытые глаза и неестественная поза рождали лавину мыслей о самом плохом. Но следующие кадры отметали летальный вариант развития событий. На этих кадрах её, как безвольный тюк, две полуобнажённые женщины в доспехах укладывали поперёк спины лошади. Последний снимок получился хуже всех, смазанным – на нём лошадь, управляемая одной из женщин, мчалась по предгорной дороге.
Он сидел, полностью уйдя в свои мысли, даже, казалось, позабыв о присутствии своей собеседницы – медлительной в словах и движениях сорокалетней женщины. Её полное лицо с тяжелым подбородком, и без того довольно непривлекательное, портило большое родимое пятно на левом виске. Она, не отрывая взгляда, следила за его мимикой.
Каково же было её удивление, когда сквозь маску удивления и боли прорвались совсем неожиданные эмоции. Удовлетворение и даже тщательно скрываемая радость! Да нет! Скорее всего – померещилось… Женщина отёрла ладонью лицо, коснулась пальцами век, уставших от бессонной ночи. Позвала мужчину по имени.
Очнувшись от своих дум, тот нахмурился, словно закрылся на все замки.
– Эйе… Я прошу, оставь меня. Мне о многом надо…
Грузная женщина молча встала, не спеша поправила волосы, стянутые в пучок. Уходя, оглянулась на лицо мужчины. И опять ей померещилась довольная улыбка на его губах.
Вердикт воительниц был краток – признать Эвтиону гостьей! И разослать во все стороны большие отряды – искать Клеонту.
Ещё были вопросы – к Рэкфис, захватившей Эвтиону в плен и доставившей её в Фемискиру. Как могло статься, что сестра не узнала спутницу Посланницы?! Дошло до криков и потрясания оружием. И, не выдержав, Рэкфис в сердцах изо всех сил швырнула своё копьё в стену. Наконечник наполовину вошёл в древесину. Пока древко раскачивалось, она громогласно выкрикнула:
– Я не верю ей! Если она Избранная, почему дала себя связать? Почему вообще попала в плен?! И эта пластина мне пока ни о чём не говорит! А дурацкие узоры на её щеках я приказала смыть…
Брошенная разгневанной амазонкой пластина, звякнув, упала к ногам Ипполиты. Та нагнулась, подняла. Показала боевым подругам. Все зашумели.
Звезда с девятью кривыми лучами! Именно та, о которой говорилось в послании – в этом странном голосе, звучавшем внутри головы. Вот объяснение, почему Рэкфис носилась с ней – взяла в плен, а не прикончила на месте, как она обычно и поступала.
Звезда Посланницы!
Враждебные взгляды одиннадцати амазонок устремились на Рэкфис. Но та, оттолкнув Суарни, вставшую было на её пути, в считанные мгновения покинула помещение. Бросила напоследок:
– Вы ещё пожалеете, что так легковерны!
С улицы донёсся её резкий свист. Потом ржание её коня. Потом – частый топот копыт.
…Сегодня, на пятый день пребывания среди амазонок, ей дозволили самостоятельно передвигаться в пределах лагеря. Скорее всего, это была демонстрация силы: пусть ходит и смотрит! Да окажись назвавшаяся Эвтионой хоть трижды лазутчицей – куда она денется из города, где каждая пара глаз между делом присматривает за подозрительной иноземкой?
Пристанище амазонок нельзя было назвать временным. За те несколько месяцев, что они провели в этом горном краю, на месте пустоши обширного плато, сокрытого обильной растительностью от чужих глаз, – вырос целый город. Строительным материалом считалось и в качестве такового применялось что угодно. Почва, камни, древесина, шкуры убитых животных. Имелась здесь своя главная площадь, названная по греческой традиции: Агора. И тут же, не в пример щепетильным эллинам, высился специально сооружённый частокол – дань древним варварским обычаям – с кольев которого скалили свои зубы, одеревеневшие головы врагов.
Город Фемискира, названный так покойной царицей Пенфесилией в память о далёкой столице, не смог вместить в себя всех женщин-воительниц – площадь его ограничивалась размерами плато. Поэтому, здесь были оставлены лишь семь из тринадцати тысяч всадниц, составлявших Союз Амазонок.
Следовательно, шесть военачальниц размещали свои тысячные отряды за пределами города. Этими шестью были Хлуммия. Рун. Ардана. Эфтисса. Шимма и Рэкфис…
Именно из своего лагеря и спешила Рэкфис в Фемискиру на военный совет, когда её разведка наткнулась на спящую неизвестную девушку.
Городок с высоты ближайшего скалистого склона, где размещался постоянный наблюдательный пост, представал большим овальным пятном, перечёркнутым вдоль и поперёк чёткими линиями. Именно так выглядели пять улиц, пересекающих Фемискиру в длину, и три улицы – в ширину.
Вот по этим-то улицам и передвигалось почти всё население города. В результате они были так переполнены, что на лошадях можно было ехать только шагом.
Амрина с удовольствием брела по шумной улице, смирившись, что облеплена настороженными взглядами, как лошадь слепнями. В одном месте, заблудившись, она даже попробовала обратиться на местном языке к девочке-подростку. Та воровато оглянулась вокруг и буркнула несколько слов, среди которых Амрина разобрала два самых главных: «иди туда!», подкреплённых направляющим жестом. Это её чрезвычайно порадовало, ещё бы – первый контакт без помощи отключённой на время «Спирали».
Однако первая же экскурсия была омрачена нежданной встречей. Рэкфис! Снова эта фурия. Амрина столкнулась с ней, когда уже возвращалась в своё жилище. Ей, на правах гостьи, выделили небольшой домик на окраине, сразу за которой начинался скалистый склон. Вот тут, за десяток шагов от строения, она и наткнулась, как на длинное острое копьё, на пристальный взгляд зелёных глаз неукротимой воительницы.
Эти красивые, широко распахнутые глаза портило только одно – нескрываемая ненависть. Она выплескивалась наружу с каждым взглядом, словно зрачки были двумя дульными срезами. И даже когда амазонка улыбалась – ненависть плавала малозаметными льдинками в холодной водице её глаз.