Приговоренный к изгнанию

Юлия Горина

– - Я знаю, почему ты пришел – слышала разговор с братом, – очень нежным и пронзительно грустным голосом проговорила она. – Пожалуйста, не беспокойся ни о чем. Я правда тогда очень испугалась и закричала, как ребенок, но теперь это не имеет никакого значения. Вы были врагами, но ты смог тогда остановиться, хотя, думаю, это далось тебе непросто. И я очень признательна за это. Не тревожься, я не держу на тебя никакого зла. Я рада, что такой... такой человек, как ты, прикрывает Рику спину.

– Рут... – только и смог повторить он, пытаясь выбрать хоть что-то путное из того роя мыслей, что сейчас закружили в его голове. О том, как часто во сне он пытался взять ее маленькие узкие стопы в ладони, чтобы

те не испачкались в крови жертвенного камня – никогда. Что ее волосы похожи на пламя, а сердце тверже, чем у многих мужчин. Что когда он видит свечение природного аспекта в Рике – он всегда видит ее лицо, и чем сильней он пытается об этом не думать – тем сильнее думается. Что ему хотелось бы увидеть, как она морщит нос, когда смеется, и узнать, как пахнут ее волосы...

– Нокс... – ворвался в поток его мыслей ее растерянный голос. – Ты проговариваешь свои мысли про себя, когда думаешь...

У Нокса внутри все оборвалось. Он принялся лихорадочно вспоминать, не успел ли подумать чего лишнего – и, тут, как назло, в голову хлынули те самые образы, которых он опасался – но так нежно лелеял в своем сердце много дней.

– И это я тоже слышу, – смущенно пробормотала Рут.

Нокс глубоко вздохнул.

– Ну и пусть, – ответил он вслух. – Пусть... Я извиняться за это не стану и слов своих назад не возьму. Даже тех, что не собирался тебе говорить.

Рут умолкла. Он чувствовал, что она не ушла, была где-то совсем рядом – и молчала. И с каждым мгновением ее молчания у Нокса сильней сжимало виски.

– Я обидел тебя?.. – спросил он наконец.

– Нет, – ответила девушка. – Вот только все это не относится ко мне. Не может относиться, – проговорила она. – Это касается живой Рут, жившей очень много лет назад. Но не меня. Я – мертва, Нокс.

– Если бы я забыл об этом, я бы уже давно явился к твоему брату просить твоей руки, как положено, а не упрашивал его пустить себе в голову, придумывая для этого хоть немного разумные причины! – вспылил тот. – Рут, я давно не мальчик, не нужно мне объяснять то, что я и сам прекрасно знаю...

И тут он вдруг услышал ее приглушенный смех – и даже опешил.

– Постой, я не поняла: ты сейчас мне предложение сделал? – воскликнула она с непосредственной детской радостью. – Правда?.. Смешно получилось: впервые в жизни меня позвали замуж после моей смерти! Вот ведь ирония... Ой, прости пожалуйста!.. – и с неожиданно мрачной интонацией добавила. – Рик меня убьет, когда узнает...

– Почему? – спросил Нокс, чувствуя, как чудовищное напряжение медленно отступает и дает дышать полной грудью.

– Потому что он переживает за тебя. А я, как обычно, все порчу.

– Ничего ты не портишь.

– А плац?.. – со смехом возразила Рут.

Нокс улыбнулся. Саднящая боль вперемешку с ощущением счастья – воистину дикая смесь...

– Твои колья были прекрасны, – с чувством сказал он.

– Ты поэтому намеревался посадить на один из них братца? – хихикнула Рут.

– Зато ты отлично справилась во время поединка, – заметил он.

Девушка вздохнула.

– Там Рик уже ерзать начал, стаканом грохочет по столу... Сейчас тебя назад попросит, вот увидишь, – жалобно проговорила она. – Но пока он еще не слышит... – Рут глубоко вздохнула, словно набираясь смелости. – Фостус Нокс, позови меня замуж в следующей жизни?.. Я пойду за тебя.

Боль в груди стала невыносимой – и сладкой.

– Ну все, заканчивайте там уже, – послышалось недовольное ворчание Рика.

– Прощай, – шепнула Рут Ноксу. – Береги себя.

Но тот только головой покачал.

– Ошибаешься. И не прощайся, потому что я никуда не денусь. Беречь я собираюсь не себя, а его – и тебя в нем! И когда я буду видеть твою магию – поверь, я буду видеть в ней твое лицо так же ясно, как и ты – мое!.. Если захочешь на него смотреть, конечно.

– А ну пошел прочь из моей головы! – рявкнул Рик, и Ноксу пришлось исполнить приказ. Когда он открыл глаза, то встретился с диким взглядом Рика.

– Что это вообще сейчас такое было? – возмущенно проговорил тот.

– Я говорил вслух?.. – догадался Нокс.

Рик, с трудом сдерживая негодование, уже спокойней проговорил. – Послушай... Ладно сестра, она – дура малолетняя. А ты-то чего?..

Нокс взглянул ему в глаза честным, открытым взглядом.

– А я люблю ее.

Рик громко и с чувством выругался.

– О шаддаб!.. Знаете что? Ну вас к демонам – я на такое не подписывался. Пошел я спать...

Он резко поднялся, с шумом отодвигая скамью, и направился к лестнице наверх.

– Рик! – окликнул его Нокс.

– Чего еще? – недружелюбно отозвался тот, обернувшись.

– Спасибо.

Рик молча кивнул в ответ – и побрел наверх.

Он не хотел будить Берту, а просто уснуть рядом, ощущая тепло и запах ее тела. Медленно и осторожно приоткрыв оставленную незапертой дверь, Рик вдруг увидел смятую постель с откинутым одеялом – и Берту, склонившуюся над лоханью для умывания.

– Не спишь? – удивился Рик.

Она замерла на мгновение, и, плеснув в последний раз воды себе на лицо, потянулась за полотенцем.

– Уже встала, – ответила девушка, оборачиваясь к нему. – Хорошо, что ты зашел, плохо только, что пьяный.

Рик с улыбкой притянул ее к себе за пояс.

– Не так уж я сильно пьян...

Она взглянула на него таким холодным, серьезным взглядом, что улыбка с его лица мгновенно испарилась. Берта спокойно высвободилась из его рук и села на постель, хлопнув ладонью рядом с собой.

– Присядь, Рик, – сказала она, нахмурившись. – Поговорить надо.

***

В подземелье Совета время теряло свою власть. Вот только оставаться в бодрствующем состоянии здесь было невозможно. Густой розоватый туман, влажный и убаюкивающий, клубился под потолком и плотной пеленой опускался до самого пола, где стояли рядами открытые саркофаги, в которых спали древние – сто тридцать два гроба. Случалось, что их становилось больше, когда вниз спускалось сразу несколько новых спящих. Но в последние годы число саркофагов только уменьшалось: некоторые древние лишались рассудка, и тогда их тела выносили из подземелья и хоронили. А бывало, что старейшины просто не просыпались, незаметно для самих себя преодолевая грань между сном и смертью.

Второй раз со дня основания Совета были разбужены сразу все старейшины. Впервые это произошло, когда решалась участь Альтаргана Алрика – и вот теперь причиной снова был он.

Самым ветхим среди старейшин и самым значимым среди них был всеславный Магистр Херлиф, создатель титула Альтаргана. Магистру было порядка восьмисот лет, и сам он передвигаться не мог, поэтому на всеобщее совещание молодые члены Совета вынесли его на руках. В зале для Херлифа стояло отдельно приготовленное кресло – мягкое, как пух, застланное нежнейшим гладким шелком, потому что прикосновение более грубых тканей причиняло ему физическую боль. По той же причине наготу Магистра скрывало лишь тонкое покрывало, обвивавшее бедра – и больше ничего. Его открытое взглядам тело ужаснуло бы любого: тление разъело стопы и икры, на коленях в трещинах пергаментно-желтой и сухой кожи проглядывали кости, кисти рук иссохли, ребра и запавший живот были туго обтянуты кожей, волосы на голове почти все выпали, за исключением невесомого клока возле правого виска, лицо превратилось в маску мумии. И при всем при этом Херлиф сохранял абсолютную трезвость ума, в отличие от многих других, вошедших в великую усыпальницу многим позже него и уже давно преданных земле и забвению.