Приговоренный к смерти
Шрифт:
Рик напрягся. Конфликт на корабле сейчас был совсем не к месту, но и спускать такое было нельзя.
Вот только загасить это пламя следовало самому капитану без постороннего вмешательства.
Лорус с кривой усмешкой покачал головой.
— Хорошо поешь, Стейн! — воскликнул он достаточно громко, чтобы остальным было слышно. — Вот только ты у меня свою плату еще на берегу выпросил — для больной жены. А теперь кричишь, что дальше плыть не хочешь? Хитро, придумал: и жопа в тепле, и карман полон. И плевать на тех, кому жалованье только после сделанной работы светит. Так что ли?.. — заявил капитан, и во взглядах других матросов вместо сочувствия заблестели злые огоньки.
— Или,
Команда поспешно бросилась к своим делам, как ни в чем не бывало. Но каждый второй косился исподлобья на своих заказчиков, и, чтобы не распалять только что пригасший пожар, те спустились в свои каюты.
Поутру, когда едва проснувшееся солнце только выкрасило восток красно-оранжевым, Рик со своим отрядом погрузился на шестивесельную шлюпку и направился в сторону виднеющегося вдалеке белого берега. С левой стороны остался выглядывающий из воды высокий и узкий камень — Черный рог. Когда-то таких камней вдоль берегов Льдистых островов было немало — их устанавливали в качестве оберегов в начале войны. До сих пор на поверхности камня тускло светилась полустертая защитная руна. Море спокойно вздыхало, подталкивая шлюпку волной к Синей бухте. Кое-где на воде виднелись тонкие, коричневато-сталистые льдинки и более толстые белые ледяные шапки. Иной раз кому-нибудь приходилось отталкивать такой кусок от шлюпки веслом, чтобы не мешался, но никакой опасности они не представляли. Ветер щадяще дул в спину, и по ощущениям мороз немного смягчился.
— Слышь, командир, а твой-то какой остров? — спросил Клыкастый, размеренно плюхая весло в промерзшую воду.
— Хвитхъерт, или «Белое сердце», — ответил Рик, ритмично налегая на свое весло. — Это еще севернее и немного восточней от Кьелла. Сейчас на картах он именуется просто «Хвит».
Клыкастый фыркнул.
— Вот ведь. Белым остался, а сердце, значит, вынули? Вот… люди…
— А вы ничего не слышите?.. — спросил вдруг Бруно, оглядываясь по сторонам. — Звук какой-то странный…
То, что Бруно слышал со звериной чуткостью, все уже не раз убеждались. И потому принялись озираться вместе с ним, и только Элгор сохранял невозмутимость.
— А что за звук-то? — настороженно спросил Клыкастый.
— Хоть на что похож? — допытывался Нокс.
— То ли поскуливание, то ли завывание какое-то, — попытался объяснить Бруно.
— Но до берега еще далеко, — заметил Клыкастый.
— Это не с берега, — возразил Элгор и указал рукой вправо от шлюпки. — Звук идет оттуда.
И после его слов до слуха остальных донеслось протяжное, душераздирающее стенание, как если бы много женщин где-то вдали оплакивали дорогого их сердцу покойника.
— Чета у меня мороз по коже, — прошептал Клыкастый.
А справа к шлюпке медленно двигались какие-то тени. Плеск воды, вскрик — и снова протяжное, многоголосое пение, напоминающее причитание и плач, постепенно переходящее в шепот.
— Это что за херовины такие?.. — проговорил Бруно, и, позабыв о веслах, он уставился на приближающиеся тени.
«Аааааахх» — неслось над морем.
«А-ааа… А-а-а-о-о-ууу!..»
Даже у Рика по спине прошел холодок и волосы шевельнулись на затылке, настолько жуткими и загробным были эти звуки.
Наконец, он смог разглядеть, что за тени скользят по льдистой воде.
Это были ундины. Темные шерстяные пряди покрывали их головы. Коричневая шкура расписанная россыпью более светлых пятен разной формы, бархатно лоснилась
— Северные ундины, — сказал Рик.
— А разве… такие бывают?.. — изумленно спросил Бруно, не в силах отвести взгляда от процессии. — Я думал, их ловят только в Море Призраков…
— Когда-то давно в Северном море обитали свои, — проговорил Эйон, рассматривая водяных созданий. — По крайней мере, об этом есть упоминания в книгах…
— Воют — жуть просто, — признался Клыкастый, поежившись.
Рик усмехнулся.
— В детстве мать рассказывала мне о праотце и праматери… История начиналась с того, что прежде всех времен люди на Льдистых островах сражались с самой тьмой. Они победили, но в живых остался лишь один мужчина и одна женщина. Они стояли посреди острова, и снег, укрывающий его, был красным от крови. Но слез в их очах и сердцах не осталось, и над островом царило молчание. До тех пор, пока из глубин не выплыли ундины. Тысячи морских плакальщиц воздели руки к небу и зарыдали так, что посреди зимы на остров хлынул теплый дождь. Он струился по высохшим щекам мужчины и женщины, как слезы, и падал наземь, пока весь кровавый снег не растаял.
— От твоей истории у меня тоже мурашки по коже, — покосился на Рика Клыкастый. — Может, вспугнем их чем-нибудь, а?
— Не нужно, пусть плывут, куда им требуется, — ответил Рик, и вновь взялся за весло. — Тут уже до берега совсем недолго осталось. Давайте приналяжем?
— Кстати, мне показалось, что на берегу кто-то стоял, — сообщил Бруно.
— Но теперь его там нет, — заметил Рик.
Бруно вдруг дернулся, рукав его плаща раздуло, и в воздухе начала медленно проявляться горгулья, пока полностью не обрела объемы живого тела и не шлепнулась посреди шлюпки. Лодку качнуло, а горгулья, встревоженно нюхая воздух, приподнялась на задних лапах и гортанно заворчала.
— Эй, Морда, тебе кто выползать позволял? — выругался Бруно. — Иди сюда, глупая тварь!
Но горгулья только еще громче заворчала, словно стараясь перекричать ставший заметно громче вой ундин.
— Рик, ты не обижайся, — с каменным лицом проговорил Элгор. — Но если весь этот зверинец сейчас не умолкнет, я его просто спалю.
— Мордаху не тронь! — возмутился Бруно.
— А вместе со зверинцем сожгу и всех его защитников, — с тем же невозмутимым выражением добавил демон.
— Ты лучше греби резче, — строго зыркнул на него Рик. — А ты, брат, и правда успокоил бы свою…
На этих словах со стороны Рика из воды с плеском вынырнул человек. На кроваво-красных костях кусками висела плоть и бахрома истлевшей погребальной одежды.
От неожиданности вздрогнули все. Кто-то дернулся чуть резче, чем стоило бы, и шлюпка ощутимо накренилась на один бок.
А горгулья камнем бросилась вниз и вцепилась острыми зубами в основание черепа мертвеца. Раздался хруст, и через несколько мгновений отделенная от туловища голова плюхнулась в воду, а следом за ней в глубине исчезло и тело. Горгулья, довольная своей службой, тут же бросилась за похвалой к хозяину.