Прииск «Безымянный»
Шрифт:
— Товарищи пассажиры, прошу внимания, — сказал второй пилот. — Ввиду произошедшего чрезвычайного происшествия, как член экипажа самолёта, командование я беру на себя. Прошу безоговорочно выполнять мои команды. От этого будет зависеть наша жизнь.
Никто не проронил ни слова. В эту минуту каждый подумал, как ему выжить и вернуться домой. По сравнению с другими им повезло, но в том положении, в каком они оказались, не было малейших гарантий, что они не пополнят список погибших.
— Товарищи, докладываю обстановку, — продолжал пилот. — Из-за неблагоприятных погодных условий наш самолёт потерпел катастрофу и полностью разрушен. Первый удар пришёлся на левую плоскость, отломившуюся вместе с мотором. От второго удара развалилась пилотская кабина. В живых осталось восемь человек. Из них четверо тяжело ранены. Мы с вами, слава богу, пострадали меньше их, а кое-кто может даже нормально передвигаться, — он показал на Ивана, прижимавшего руку к груди. — Наши действия следующие: в первую очередь мы занимаемся своим жизнеобеспечением. Для этого нужно разжечь костёр. Вокруг нас, как вы видите, нет ни одного дерева, поэтому собирайте всё, что может гореть. Надо продержаться до утра, а там что-нибудь придумаем, — поёжился он от холода. –
А сейчас мы с Иваном приступаем к поиску энзэ — бортового пайка. Он должен быть где-то здесь, но для того, чтобы его найти, нужно будет перевернуть груду обломков. В энзэ есть также лекарства, которые необходимы раненым.
Только он закончил, послышались стоны. Раненые терпели, из последних сил, но, при упоминании о лекарствах, не выдержали. Надо было срочно оказывать им медицинскую помощь.
— А вы и вы, — Сенькин показал на мужчину в кухлянке и военного, которого Иван вытащил из сугроба, — поищите что-нибудь съедобное в вещах пассажиров. И тёплую одежду, — добавил он, посмотрев на Ивана. — Кстати, я должен знать списочный состав экипажа.
Видно, по привычке второй пилот назвал их членами экипажа. Знакомство со своей командой он начал с Ивана. Узнав, что тот молодой специалист-геолог, он подал ему руку и сказал, что сам когда-то хотел стать геологом.
А вы кто? — отойдя от Ивана, спросил он военного.
— Майор Синицын, начальник штаба воинской части, — представился военный. Майор назвал даже номер части, в которой служил. По тому, как он докладывал, было видно, что это военный до мозга костей. Майор ещё говорил, но Сенькин уже не слушал — он разговаривал с мужчиной в кухлянке.
— Подполковник Свиридов, старший оперуполномоченный Якутского управления Министерства госбезопасности, — чуть не шёпотом прохрипел чекист. Если бы Иван стоял дальше, он бы даже не услышал. — Я выполняю ответственное задание, поэтому прошу оказывать мне помощь.
— Какую помощь? Сейчас надо спасать раненых! — вспылил было Сенькин, но спохватившись, быстро перевёл разговор в мирное русло. — Товарищ подполковник, простите, вначале мы занимаемся решением жизненно необходимых задач, которые я назвал, а потом всем остальным. В том числе, и решением ваших проблем. Мы поговорим с вами позднее.
Всю ночь Иван не сомкнул глаз. Нужно было поддерживать огонь, дежурить возле раненых. Почти все они бредили во сне, а бортрадист громко кричал. В бреду он звал какую-то медсестру Раю, которую умолял, чтобы она его вынесла с поля боя. Иногда он приходил в себя и просил воды. На этот случай у Ивана стояло ведро кипятка на костре. Эту же воду он пил сам, утоляя жажду и согреваясь от холода. Ночью снег прекратился, резко похолодало. По словам Сенькина, было около 30 градусов мороза.
Утром пилот снова провёл собрание. По его сообщению о случившейся катастрофе должны были знать даже в Москве, поэтому их будут искать и непременно найдут. Только для этого надо находиться на месте катастрофы. Весь вопрос заключался во времени: продуктов при самой строгой экономии могло хватить всего на пять дней, топливо для костра могло закончиться уже на следующий день. По решению собрания, стали ждать помощь. В их положении трудно было принять какое-либо другое решение: за ранеными требовался постоянный уход. Но Ивана не покидала мысль о том, что надо спускаться вниз.
— Там теплее и, в конце концов, есть дрова, — говорил он пилоту, — а главное, — где-то должна быть река, по которой можно сплавиться вниз по течению. Там должны быть люди…
Он попросил у Сенькина карту, но тот отказал.
— Не могу, она секретная.
— Ну и что? — с вызовом ответил Иван. — Я только посмотрю, где мы находимся.
Будто извиняясь, пилот тихо произнёс:
— Пойми меня правильно, я дал подписку о неразглашении государственной тайны. Если узнают, меня лишат допуска к секретным материалам, а без допуска я никто — придётся уходить с работы.
— Да кто узнает? Здесь же все свои.
— Ты ошибаешься, первым меня заложит чекист. Сдаст с потрохами за милую душу — такая у него работа. Для этого он сюда и приставлен.
С трудом Иван его уговорил. На штурманской карте он увидел гриф «Секретно», подтверждавший слова пилота. В месте падения их самолёта, которое показал Сенькин, стояла абсолютная отметка 1997. Такова была высота горы, на склоне которой они находились. Вокруг стояли горы пониже, и только на севере и северо-западе вершины некоторых гор превышали две тысячи метров над уровнем моря. Внизу, примерно в восемнадцати километрах от них, как подсчитал Иван, петляла горная река со странным названием Бурхала, по которой можно было сплавиться. Но чтобы до неё дойти, надо было подняться на перевал и переправиться через небольшую речку. А до ближайшего населенного пункта напрямую было больше ста километров, по реке получалось в два раза больше. Преодолеть такой сложный путь могли только здоровые люди. Таковых среди них не было.
Вечером умер бортрадист. Весь день он стонал, но на помощь никого уже не звал. Да никто помочь ему и не мог. На следующее утро не стало пассажира Романова, потерявшего много крови. Теперь их осталось шесть человек, и двое из них не могли передвигаться. Судя по небу, затянутому плотными низко висящими облаками, улучшения погоды не предвиделось. Срочно надо было принимать какое-то решение. Увидев, что наступил критический момент, Иван предложил свой план.
Собрав все продукты и необходимое снаряжение, вышли, как только рассвело. Раненых погрузили на волокуши, которые смастерили из обшивки самолёта. Снега было почти по пояс, поэтому пришлось по очереди торить тропу. Потом по ней шли остальные и тащили тяжелые волокуши.
Было сырое утро, временам сыпал снег, закрывая ближайшие горы. Из-под снега кое-где торчали лохматые зелёные ветки, потом пошли редкие кусты кедрового стланика, а вскоре начались сплошные стланиковые заросли. Все пространство, насколько хватало взгляда, заросло высокими зелёными кустами. Первым остановился Сенькин, шедший впереди. Пробираться сквозь заросли стало невозможно, пришлось браться за топор и по очереди прорубать тропу.
Оказалось, что рубить могут только Свиридов и Иван. Майор и Сенькин от усталости и полученных ран еле держались на ногах. На каждом привале майор лежал пластом, и о том, чтобы он рубил ветки, не могло быть и речи. Зато Сенькин крепился, как мог, стараясь не показывать вида, как ему тяжело. При каждом взмахе топора пилот думал, что он последний.
Спуск забирал последние силы. Путники падали и подолгу лежали на снегу, но потом вставали и шли опять. Чем ниже спускались к долине реки, тем меньше становилось снега. Вскоре стланик сменили чахлые лиственницы, кое-где попадались ели. Неожиданно снег кончился, под ногами застучали камни, началась мокрая каменная осыпь. Камни сползали вниз, увлекая за собой людей. Только они приспособились, начались курумы с громадными валунами. Кое-где по ним пришлось ползти, пока не попали на очередную осыпь.