Прииск «Безымянный»
Шрифт:
О перспективности опоискованной площади Брукс отзывался не самым лучшим образом. Текст его заключения Закатов переписал слово в слово, как было в отчёте, и теперь время от времени перечитывал:
«На основании проведённых нами работ считаем, что на данном этапе исследований площадь бесперспективна на золото».
Такое категорическое заключение предшественников часто ставило крест на проведении последующих поисков, поэтому многие исполнители старались не давать в своих отчётах подобных выводов. Нередко в заключении можно было увидеть безобидное определение «малоперспективный», или более расплывчатое «возможно», «вероятно».
«Вот тебе на! Нашли не окатанное золото, а площадь бесперспективна. Почему же так сурово! Ну, хотя бы написали что-нибудь вроде того, что площадь проведённых работ требует доизучения или что-то в этом духе. Видать, этот Брукс был прямым мужиком, считал, что против фактов не попрёшь».
От прочитанного на душе у Закатова стало тоскливо: захотелось захлопнуть тетрадь и больше к ней не возвращаться. Однако такое состояние продолжалось недолго.
— Это мы ещё посмотрим: перспективна эта площадь или нет! Рано ставить крест. А находки Брукса — это очень серьёзная заявка на открытие! Несколько проб с золотом подряд на коротком отрезке долины реки! Это как раз то, что я ищу. Ничего подобного по всей территории ни у кого не было.
— Вот там и надо ставить поисковые работы, — в очередном разговоре с Фишкиным сказал Фёдор. В какой-то момент он хотел поведать о своих переживаниях по поводу проб Брукса, но подумал, что его личные мысли и предчувствия не имеют отношения к делу. — Этот участок попадает в северную часть структуры. Правда, с породами пока также непонятно.
— Ну что ж, работай, — махнул тот рукой. — Только надо побыстрей заканчивать проект. Время поджимает, Федотов уже дважды справлялся, сказал, чтобы ты поторопился.
Все сроки, отпущенные на проект, уже давно прошли, и главного геолога стали беспокоить из геологоуправления. Однако понимая всю сложность стоявшей перед Закатовым задачи, Федотов не давил, спуская всё на тормозах.
«Интересно, кто же такой этот Брукс? — в последнее время постоянно думал Фёдор. — Что за самородок такой, откуда взялся? Почему именно он нашёл эти мелкие золотинки, а не кто-то другой. Ведь после него на этой площади прошли среднемасштабные поиски, при которых отобрали и проанализировали проб намного больше него. И ведь никто ничего не определил, в пробах даже нет „следов“ золота. Самое невероятное, что шлихи отбирали в тех же местах. Шеелит нашли, а золота не видели.
Просто заколдованный круг какой-то! Можно подумать, будто нечистая сила так его спрятала, чтобы никогда не открыли. Ну не мог же Брукс, в конце концов, просто так вынести эти пробы на карту. Так сказать, приписать. Нет, это исключено, — твёрдо решил Фёдор. — Раньше такое не пришло бы даже в голову — тогда всё делали на совесть».
Глава 9. В тайге
Когда Иван очнулся, день клонился к закату и заметно похолодало.
«Сколько же я пробыл в забытьи? — подумал он, растирая закоченевшие руки. — Может, час, а может, два».
Рядом, будто предупреждая об опасности, тревожно шумела река. Пересилив себя, Иван пошёл за дровами, разжёг костер. Дым поплыл над берегом, опустился к воде. Вырвавшееся пламя обдало жаром, жизнь возвращалась в его тело. Теперь жизнь надо было вдохнуть в тела своих товарищей. Вскипятив чай
Вырезав длинное удилище, Иван привязал к нему леску с крючком. Крючок закрыл клоком курчавых волос, отрезанных ножом из интимного места, и обмотал их яркой ниткой. Спрятавшись за камнем, он сделал заброс. Мушку понесло по течению, запрыгав на струе, она скатилась в тихую заводь. Тотчас последовала атака, и он выдернул извивавшегося хариуса. Крупная рыба упала на гальку. Схватив хариуса, Иван быстро снял с крючка. Тугое сильное тело рыбы забилось в его руках. Развивающийся спинной плавник хариуса был сказочно красив и чуть не доставал хвостового плавника, по всему телу были разбросаны бурые пятнышки. Положив рыбу на гальку, Иван сделал очередной заброс и снова удача. К его удивлению хариус ловился не хуже, чем летом, и был даже жирней. Когда все поднялись, их ждал сюрприз: возле огня томился полный котелок ухи. У костра было тепло, трещали дрова, вверх летели искры.
— Ну, ты молодец! — молодой человек первый раз за всё время услышал похвалу Сенькина. — Теперь мы с голоду не умрём. Можно будет продержаться только на одной рыбе, а тут ещё и брусники полно.
— Значит, хариус никуда не ушёл, здесь и будет зимовать, — со знающим видом сказал подполковник Свиридов. — Обычно до сентября он скатывается вниз по течению и стоит в глубоких ямах. Стало быть, река не мелкая и хватает корма.
После еды настроение поднялось, заговорили о последнем переходе и как-то незаметно вернулись к пролетевшему самолёту.
— Надеяться надо только на себя, — сказал майор. — Больше никто сюда не полетит, да и зачем? Раз лётчики увидели наш разбившийся Ли-2 и никого вокруг — стало быть, всё ясно: все до единого погибли. — После недавнего срыва он пришёл в себя и пытался как-то оправдать своё поведение. Но всё же иногда казался странным. — Сейчас люди у нас не в цене, — продолжал майор. — Вон их сколько на Колыме: все лагеря забиты, а их всё везут и везут. Как будто вся страна — одни политические, бандиты и шпионы. Откуда их столько взялось? Вроде ничего у нас не изменилось, а заключённые только добавляются. Поговоришь с каким-нибудь поселенцем — вроде бы нормальный человек. Спрашиваешь, за что сидел, а он и сказать-то толком ничего не может, получается, ни за что человека посадили. Статью пришили и на Колыму, а тут он бесправный, его используют вместо дармовой рабочей силы. Эх, дела! — Он тяжёло вздохнул. — Это все Берия! Это он народ уничтожает. Вот кто наш главный враг…
— Что ты мелешь? — бросил Свиридов. — Причём тут Берия? На Колыму отправляют врагов народа. Среди них есть шпионы, диверсанты, националисты и прочий контингент — это люди, занимавшиеся антисоветской деятельностью и подрывавшие советский строй. Эх, майор, до чего ты докатился! Несёшь голимую антисоветчину. Лучше придержи язык за зубами. Услышал бы твои бредни кто-нибудь дома, сразу закатили бы пятьдесят восьмую и под фанфары ты загремел бы на нары. И не боишься? — спросил он, с живым интересом посматривая на майора.