Прииск «Безымянный»
Шрифт:
В каждой лодке разместилось по три человека. Иван вместе с раненым Лемковичем попал к Свиридову. Для лучшей устойчивости подполковник привязал к своей «резинке» по бревну с каждого бока. Получилось замысловатое плавучее средство с резиновой лодкой посередине. Спереди и сзади него выступали круглые лесины разной длины. Лодка с привязанными бревнами стала жёсткой конструкцией и в то же время лёгкой, в отличие от непотопляемого плота. Сразу, как только отчалили от берега, она показалась довольно юркой, но всё же, не такой, какой могла стать, если бы её не перегрузили. По сравнению с большим плотом, жизненного пространства было здесь меньше, поэтому пришлось приспосабливаться. Лемковича положили на свернутую палатку, Иван сел впереди, а на корме грёб Свиридов.
Все понимали, что если пойдет шуга, придётся идти пешком. Насколько это трудно, они уже испытали, поэтому спешили, как могли. И спешка подвела. Когда впереди показался очередной порог, какие легко проходили на тяжёлом плоту, первым сплавлялся Свиридов. Не раздумывая, он пошёл по основной струе, прижимавшейся к одному берегу. Неожиданно резинка с привязанными брёвнами и людьми поднырнула под набежавшую волну, её придавила огромная масса воды.
Сзади приостановившуюся лодку подгоняло быстрое течение, и она полностью ушла под воду. В одно мгновение все оказались в ледяной реке во власти волн и водоворота. До берега доплыл только Иван. Подполковника Свиридова и Левковича похоронили в одной могиле на высоком берегу. Кругом, словно в скорби склонив головы, безмолвно стояли заснеженные лиственницы, а на пороге всё так же шумела река.
С боков свиридовской лодки отвязали брёвна, за вёсла сел майор, перешедший от Сенькина. Теперь в каждой лодке осталось по два человека, но замены у гребцов не было. Облегченные «резинки» пошли быстрей. Первым сплавлялся пилот с тяжело раненым Васильевым. Всю дорогу тот стонал и бредил, а приходя в сознание, просил воды, и Сенькину приходилось бросать вёсла и оказывать ему помощь.
Вскоре появились залесённые надпойменные террасы, река стала шире, исчезли перекаты, и вместе с ними заметно уменьшилась скорость течения. Лодки почти остановились. Русло делало замысловатые изгибы, огибая одинокие сопки. От берега до берега реку забило тонким льдом. Редкие льдины медленно плыли по всей ширине реки, натыкались друг на друга, прибивались к берегу и крошились на камнях. Повсюду, насколько хватало взгляда, была ледяная каша.
— Всё, товарищи, кажется, мы приплыли, пошла шуга! — сказал расстроенный Сенькин.
Было обидно сознавать, что до Алдана осталось совсем немного, а они могут застрять в замерзающей реке. Чтобы льдом не порезало резиновые лодки, Сенькин подвёл под них куски шёлка от разрезанного парашюта. После остановки майор с Иваном шёл первым, и, как ледокол, раздвигал и крошил лёд, а пилот, не напрягаясь, двигался по чистой воде, и молил бога, чтобы выдержали лодки. Только в одном месте, где река делала большую петлю, огибая высокую гору с обрывистым прижимом, пришлось пробиваться через сплошной затор льда.
Лодки выдержали и поздно вечером, не доходя устья, они встретили рыбака, заготавливавшего рыбу на зиму.
Глава 11. Площадь поисков
Наконец-то Закатов окончательно определился с площадью поисковых работ. Она протянулась с юга на север почти на сто километров, захватывая горы и долины полноводных рек. На юге находился участок, выделенный по предложению Фишкина. Север приходился на территорию, которую выбрал Фёдор. Именно здесь в трёх пробах Брукса было обнаружено четыре знака золота.
После долгих раздумий Закатов всё-таки решил оставить площадь Фишкина, но она попала в объект последней очереди, а сначала он наметил полевые работы в центральной и северной частях. Теперь проблемы были связаны только с методикой. А причина заключалась в том, что он не мог выделить вероятный тип оруденения, на который следовало ориентировать поиски. Не зная, чего ищешь, трудно было рассчитывать на получение положительного результата. Литературы по золотоносности древних пород совсем не было, поэтому приходилось определяться методом «тыка». Так Вадим Викторович называл слепое шараханье из стороны в сторону.
Таким нехитрым методом, анализируя сложившуюся ситуацию, Закатов пришёл к заключению, что, кроме руд жильного типа, золото может быть тонкорассеянным и даже субмикроскопическим, содержащимся в других минералах. Поиски таких золоторудных пород нужно было проводить в несколько этапов с разной сетью опробования, сгущая её на перспективных участках. Этого требовала инструкция по методам поисков, которую он основательно проштудировал. Но в ней ничего не говорилось о том, какими методами нужно искать такое тонкое золото.
Подтверждений своим соображениям, по поводу наиболее вероятного типа оруденения, Фёдор пока нигде не находил и из-за этого не мог выбрать не только сеть опробования, но и определиться с методами поисков. Ясно было только одно, что простым шлиховым методом золото этого типа найти практически невозможно. Тем более, его бесполезно искать вслепую на огромной площади, отбирая случайные пробы из разных пород, которых там было великое множество. Найти таким образом золото можно было только при безумном везении. Если же везение не ставить во главу углу, то нужно было что-то придумывать. Несколько раз он встречался с Фишкиным, поговорил и с Мамедовым, но так ни к чему и не пришёл.
В последнее время почему-то часто вспоминался Ачагыров из партии Шурковского. В своё время тот был первым, кому он рассказал о результатах анализов музейных проб. Владимир Николаевич всегда отстаивал и защищал Фёдора, а ещё он был опытным геологом-поисковиком, открывшим ни одно месторождение. Поэтому, не раздумывая, Закатов решил поделиться с ним своими проблемами.
Увидев кабинет с заваленными бумагами столами, стопками книг и рулонами разных карт, Ачагыров отметил основательность, с которой тот трудился на новом месте.
— Ну, давай рассказывай, чем занимаешься, как приняли в коллективе? — спросил он Фёдора. — А то, может, к нам вернёшься? На твоё место шеф до сих пор не взял никого, и, по-моему, жалеет, что тебя отпустил. Если хочешь, я поговорю с ним.
Грустно было сознавать, что работа в партии Шурковского — это уже прошлое, к которому возврата нет. Сейчас он живёт другой жизнью, и решает проблемы, далёкие от тех, какими занимался раньше. А главное — кроме обязательной работы теперь у него была внутренняя установка — открыть месторождение. Ради этого он готов был пожертвовать многим. Фёдор рассказал о своей научной теме и подошёл к тому, ради чего встретились: