Прииск «Безымянный»
Шрифт:
— Максим Маратович, почему вы не хотите признать, что на основании данных признаков эта площадь перспективна на поиски древнего золота? Вы всё время пытаетесь доказать мне обратное, как будто я ваш злейший враг.
Неожиданно Архипов улыбнулся во весь рот, и, посмотрев на сидевшую женщину, сказал:
— Такая у меня работа, молодой человек. — Должен же кто-то быть оппонентом. Если его нет, то грош цена любой затее. Можно было бы ещё вас заслушать на нашем территориальном научно-техническом совете, но теперь я вижу, проблема, которой вы занимаетесь, — не мертво рождённый ребенок. Ваш проект вполне аргументированный, а вы достаточно хорошо владеете материалом. Я не против постановки данной работы, — неожиданно подытожил Архипов. —
Глава 14. На БАМе
Решением научно-технического совета геологического управления тему Закатова утвердили, и в его жизни начался новый этап. Нужно было готовиться к полевым работам — к тому, ради чего он заварил эту кашу.
— На той площади тебе не обойтись без внутреннего транспорта, — при очередной встрече сказал Фишкин. — На юге Якутии лошадей днём с огнем не сыщешь, да они и не потянут — травы мало, там нужны олени. Так что придётся тебе, дорогой товарищ, ехать в Усть-Нюкжу заключать договор с совхозом на аренду вьючных оленей. Правда, от нас эта Нюкжа всё равно, что на краю света: надо лететь с двумя пересадками.
Попутно Фёдор хотел решить ещё одну проблему: заехать в деревню охотника Охлопкова. Фишкин не возражал.
— Может, к решению истории с Охлопковым подключить краеведов. Чем чёрт не шутит: вот возьмут и что-нибудь накопытят. Сам понимаешь — одна голова хорошо, а всем миром лучше, — перефразировал он известную поговорку.
Фёдору несказанно повезло: в Чульманском аэропорту, откуда он должен был лететь в Тынду, объявили посадку на самолёт, вылетающий спецрейсом в Усть-Нюкжу. Пристроившись к бамовским строителям, через два часа он был на месте.
Вокруг стоял заснеженный лес. По террасе реки Нюкжа в разные стороны разбегались дороги, и по ним взад-вперёд сновали большегрузные красно-оранжевые «Магирусы», отсыпавшие железнодорожную насыпь в сторону посёлка Хани, стоявшего под перевалом через Каларский хребет. Стройка века добралась и до этого некогда глухого таёжного уголка, где ещё совсем недавно, кроме охотников и оленеводов, не было никого.
При виде этой грандиозной стройки у Фёдора возникло впечатление, что он попал из тыла на передовую, где бойцы идут в атаку, а вокруг взрываются снаряды, двигаются колонны военной техники. Щитовыми домами и разнокалиберными вагончиками была забита вся долина Кабактана, впадавшего в Нюкжу. За отсутствием свободного места дома полезли на гору. Стайками и по одиночку они опоясывали крутой склон, образуя ступеньки. Самые хозяйственные строители оградили свои «усадьбы» штакетником, вровень с которым сейчас лежал буровато-серый снег. На крыше одного бамовского вагончика Фёдор увидел теплицу, закрытую прозрачной пленкой. Внутри горел свет, и зеленели какие-то растения.
Чтобы сократить путь, он свернул с накатанной дороги и, пройдя по тропинке, вышёл на замёрзшую Нюкжу. Возле очередной лунки, где недавно рыбачили, тропинка неожиданно оборвалась. Назад Фёдор возвращаться не стал и оказался по пояс в снегу. Вокруг стояла тишина. За рекой среди серых лиственниц кое-где зеленели сосны и ели, из-под снега выглядывали кусты ерника. По глубокому снегу он пересёк безмолвную долину реки и снова попал на наезженную дорогу. Больше Фёдор не срезал, и вскоре с косогора до него долетел запах дыма, а потом показались утонувшие в снегу дома. Над их крышами вился сизый дымок. Глухая таёжная деревня стояла на стрелке, образованной скованными льдом Олёкмой и Нюкжей.
«Красота-то, какая! — невольно вырвалось у парня. — Настоящая таёжная деревня».
Фёдор успел к концу рабочего дня. В конторе совхоза было многолюдно и шумно, но говорили в основном по-эвенкийски. Как он понял, выдавали зарплату, и некоторые уже были навеселе.
— А почему Фишкин не приехал? — узнав, что он из знакомой ему экспедиции, спросил председатель совхоза. — Он каждый год работает с нашими оленеводами. Передавай ему привет, — и добавил:
— Я тебе дам Сашку Тараканова, он недавно пришёл из армии. Хороший парень и совсем не пьет.
В Ан-2 качало, шум работающего двигателя врезался в сознание, напоминая о действительности. Внизу проплывали заснеженные леса и реки, а над ними висели облака. Как Закатов ни старался — три дня пришлось просидеть в Тындинском аэропорту. На единственный рейс, выполнявшийся дважды в неделю, образовалась очередь. С проблемой транспорта, о которой говорил Фишкин, пришлось столкнуться наяву. Фёдор смотрел вниз, а мысли снова возвращались к Охлопкову.
«Что же его заставило совершить такой героический поступок? Иначе это никак не назовёшь. Золото во все времена играло роль денежного эквивалента: его можно было продать или поменять на товар, вложить в него деньги. Словом, на нём можно было хорошо заработать, а тут вдруг старатель, работающий ради этого металла, сдаёт его государству, да притом безвозмездно. Это выглядит просто кощунственно и совершенно нелогично. Человек, живущий постоянно в тайге, должен сам себя прокормить и одеть. А как это сделать, если нет источников дохода? Добыть пушнину, грибы, ягоды, какие-нибудь корешки или травы и продать. Если есть золото, можно, конечно, продать его. Другого способа заработать деньги я не вижу. А что делает Охлопков? Он просто так отдаёт свои деньги, на которые мог бы что-нибудь приобрести…»
Самолёт попал в воздушную яму. Комок подошёл к горлу. Быстрыми движениями Фёдор стал разворачивать гигиенический пакет, но через мгновенье падение прекратилось.
«Ну, слава Богу, а то, чего доброго, не долетишь до этой глухой деревни, — зажав в руке смятую бумагу, подумал парень. — Вот народ будет смеяться, скажут: „Сидел бы на месте, ничего бы не случилось, так нет, куда-то попёрся“. — Про себя он улыбнулся, и мысли снова вернулись к Охлопкову. — Со старателем определенно что-то не так или, может быть, я чего-то не понимаю. Скорее всего, это золото он сдал для того, чтобы привлечь внимание властей к тому району. „Вот, мол, смотрите, товарищи большевики, сколько золота валяется у вас под ногами. Давайте его поднимем“. Если он его сдал в качестве приманки, тогда всё сходится. Но зачем привлекать внимание к тому, что можно поднять самому? Тут нет никакой логики. Что же всё-таки подтолкнуло его на этот подвиг? Может, сбежал с прииска и, чтобы легализоваться, совершил благородный поступок. Конечно, предварительно отсыпав большую часть себе».
Так ни к чему и не придя, Фёдор прилетел в Учур. Деревня Охлопкова вытянулась вдоль скованного льдом Алдана. Хвосты дыма, тянувшиеся вверх по течению реки, указали на расположение строений. С виду это был обычный таёжный поселок, жители которого занимались охотой и земледелием. Рубленые из круглого леса дома, крытые шифером и очень редко оцинкованным железом, стояли среди леса и на открытом месте. Некоторые из них украшали резные наличники и ставни. В центре деревни возвышался памятник вождю пролетарской революции, изменившей жизнь целой страны и провозгласившей лозунги в пользу рабочих и крестьян.
Прямо с самолёта Закатов отправился в поселковый совет. И первый, с кем там встретился, — был председатель Семён Иннокентьевич Охлопков. Оказалось, что он внук того самого Егора Охлопкова, ради которого он сюда прилетел.
«Тут, и правда, как говорил Шурковский, куда не плюнь, одни Охлопковы».
Семён был щуплым на вид, но жилистым мужчиной азиатской внешности. Короткие чёрные волосы ёжиком, на скуластом лице светились чёрные глаза, в которых угадывалась природная хитринка. На нём был нарядный тёмный костюм со светлой рубашкой и ярким полосатым галстуком. Спокойный с виду, Охлопков внутренне был заряжен. На вид председателю было за сорок. Отложив все дела, он занялся с Фёдором. Появление в деревне любого человека из города уже было событием, а если он приехал из-за его родного деда — выходило за пределы понимания.