Прииск «Безымянный»
Шрифт:
Перевалив через хребет, спустились в бассейн среднего течения реки Инар-Юрях.
По сравнению с Олёкмой эта река показалась спокойным ручьем, протекающим среди поросших лесом гор. Воздух был наполнен свежестью пробуждавшейся земли, как бывает только ранней весной, когда со склонов бегут дружные ручьи. После зимней спячки прямо на глазах оживала тайга, набухли почки лиственниц, на листках лишайника появились едва заметные красноватые цветочки, которые на белом снегу казались яркими огоньками. На открытых пригорках из-под мокрого снега показался зелёный мох и светлый ягель.
После устройства лагеря Иван собрался в рекогносцировочный маршрут.
На водоразделе дул лёгкий ветерок, над головой плыли белые облака, а внизу петляла горная река. Под ногами шуршали мелкие камни, выше по хребту они сменились крупными валунами. Прыгая по ним, геологам пришлось изрядно попотеть. Когда прошли этот участок, опять начались развалы мелких камней с рыжим суглинком, из которых торчали валуны.
Молотком на длинной ручке Иван колотил каждый камень. В породе поблёскивали чешуйки светлой слюды, тускло отливал на солнце бесцветный кварц и светло-серый полевой шпат. Будто под линейку разложили в ней тонкими полосками чёрную слюду биотит и роговую обманку. На склоне горы, породы были окварцованы, отчего изменив свой цвет, стали белёсыми. Потехин отобрал очередную пробу, а Иван, спустившись ниже по склону, нагрёб целый лоток бурой глинистой массы и понёс к воде. Когда вся глина ушла, и появились мелкие чистые камушки, он стал промывать шлих, и мыл до тех пор, пока на дне не остался чёрный песочек. Нагнувшись к лотку и затаив дыхание, Иван стал рассматривать шлих через лупу, что-то приговаривая.
— Ну что, есть там что-нибудь хорошее? — не выдержал Потехин. Парень уже давно отобрал вторую пробу и теперь сидел возле костра, наблюдая за хитрыми манипуляциями начальника.
— Кроме магнетита и роговой обманки, я пока ничего не вижу. — Щурясь от яркого света, он оторвался от лотка и посмотрел на парня. — Правда, я ещё не домыл.
Так ничего не увидев, Иван наклонил лоток боком и слил шлих в пустую консервную банку. После чего поставил на угли прогоравшего костра. Когда шлих высох, он пересыпал его в пакет из плотной крафтовской бумаги, на котором стоял номер один. Результаты маршрута были неутешительными: ни в одном шлихе золота не оказались. Такими же пустыми были пробы, взятые по всей долине реки.
После нескольких маршрутов Бруксу стало ясно, что в этом районе залегают только древние гнейсы. Через месяц тяжелых маршрутов геологи засомневались в успехе поисков.
— Зачем зря время тратить? — бубнил Серкин. — Надо уходить, а то просидим на одном месте и ничего не найдем.
Юго-западней Олёкмы пошли другие породы, и в конце полевого сезона в лотке Брукса, наконец, сверкнули первые золотины. Это были те самые пробы, отобранные по реке Курунг, которые, спустя много лет, стали ориентиром для Закатова.
Перевалив очередной хребет, экспедиция оказалась в долине быстрой и полноводной реки Тыкан, зажатой обрывистыми берегами. Отсюда начиналась дорога к дому. По расчётам Брукса, благодаря сплаву они могли выиграть полторы-две недели — именно столько им не хватало, чтобы до снега закончить работу.
Для
Когда закончили последнюю лодку, небо затянуло плотными серыми тучами, пошёл мелкий дождь.
Глава 42. Древнее золото
Вопрос с Безымянным прииском решился как-то сам собой. После того, как пришли анализы, можно было рапортовать о полученных результатах, и Фёдор уже думал о публикации очередной научной статьи в самом престижном журнале, когда его вызвал Федотов.
— Фёдор Степанович, теперь нужно подтвердить твои выводы у независимых специалистов и только после этого мы сможем заявлять об открытии древнего золота. — В глазах Федотова промелькнул корыстный огонёк. Любое открытие привлекало к себе пристальное внимание специалистов, а такое, как это, могло претендовать на сенсацию. — В Ленинграде есть такая Нинель Захаровна Петрова — это светило нашей отечественной геологии, учёный с мировым именем. Бабка всю жизнь занимается самородным золотом, а недавно издала свой фундаментальный труд, в котором сделала обобщение по минералогии золота. Я попробую с ней договориться, чтобы она тебя приняла. Кстати, ты видел её монографию?
Фёдор покачал головой. Полгода назад единственный экземпляр книги взял Архипов из научной библиотеки геологоуправления и до сих пор не сдал. Так нередко случалось в ведомственных заведениях, где начальству разрешалось всё.
— Жду, пока он вернёт. Уже несколько раз справлялся.
— А чего ждать? Попроси сам у Максима Маратовича, я уверен, он не откажет. Не прочитав книгу, с Петровой лучше не встречаться. Бабка не простит тебе этого.
Фёдор уже знал, как учёные болезненно относятся к безразличному, а порой даже пренебрежительному отношению к своим научным трудам.
— Если будут положительные результаты, можно будет написать совместную научную статью. Скажешь ей об этом.
В Северную столицу Фёдор прилетел рано утром. После якутской зимы здесь было тепло, но промозгло и ветрено. Слякоть и сырость совсем не вязались с сухой морозной погодой, установившейся на большей территории Сибири.
Из аэропорта Закатов сразу поехал на Васильевский остров, где был институт Петровой. Над Невой висела серая завеса, дул пронизывающий северный ветер. Поеживаясь от пробиравшей сырости, он шёл по набережной, восхищаясь закованной в гранит рекой и величием открывшегося видом города. Быстро найдя нужную улицу, на которой находился геологический институт, Фёдор попал во двор. Как он понял из телефонного разговора, Петрова работала не в главном корпусе, а во «флигелёчке», расположенном в ограде. Флигелёчком оказалось обветшалое старое здание с облупившейся штукатуркой.
По его внешнему виду можно было подумать, что здание не ремонтировали лет сто. Окна первого этажа были опоясаны фигурными решётками с загадочными вензелями посередине. Над парадным входом сохранился навес, сотканный из кованых металлических прутьев и украшенный железными цветами. Чугунные ступеньки вели к массивной дубовой двери с бронзовым кольцом, служившим ручкой. По всему было видно, что этот дом когда-то давно принадлежал отнюдь не бедным людям.
Открыв дверь, Фёдор поднялся на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, потерявшей своё былое великолепие.