Прииск «Безымянный»

Гадиятов Виталий Галияскарович

«Посылаю тебе карту, — в конце письма писал Семён. — Скрипя сердцем, её отдал старик, так сказать, вытащил из своих закромов. Попов её берег, пуще самой дорогой вещи, до последнего вздоха не хотел с ней расставаться. Как будто снова собирался идти туда. Я попросил его рассказать про эту карту, но он только прошептал:

— Если захочешь, увидишь всё сам. — И на том его земная жизнь закончилась. Представляешь, вот так жил человек и умер, прямо на моих глазах. Вообще забавный был старик. Вреда он никому не принёс…»

Фёдор взял в руки пожелтевший от времени затёртый лист бумаги. Простым карандашом на нём была нарисована гидросеть какой-то неизвестной местности. Ни одна река не была подписана, но в нескольких местах он увидел какие-то пометки, а возле одного крутого изгиба стояла точка, стрелка от неё указывала на едва различимый ручей.

«Так это же Чага, — узнал её Фёдор, — а точкой показана россыпь Вана».

Эта карта была скопирована из того же журнала, что и карта китайского старателя. Про это дореволюционное издание Закатов слышал от Фишкина. В нём впервые была напечатана карта золотоносности России, куда попали многие якутские реки. Случайно или нет, на той карте оказалась и Чага.

Глава 39. Безымянный прииск

Внизу проплывала поблёкшая желтовато-серая тайга. Кое-где на склонах гор виднелся стланик, да иногда мелькали зелёные островки сосен. Всё вокруг будто затаилось в ожидании наступавшей зимы. Через час показалась Чага. В том месте, где река изогнулась широкой дугой, Фёдор увидел устье впадавшего в неё ручья. Выше по его течению стояли горы. Ручей ничем не выделялся среди многих других, но именно в нем Ван нашёл россыпь с древним золотом.

Сделав круг, вертолёт пошёл на посадку, и сел на галечной косе. Вокруг прибрежной поляны стоял лес, под ногами рос ерник, образовав густые заросли. Ничего похожего на стоянку старателей, и тем более на прииск, никто не увидел.

— Ну, слава богу, добрались! — сказала повеселевшая Аня. — Я чуть от холода не окочурилась в этом вертолёте, никакого комфорта для пассажиров. Теперь дело за малым — найти месторождение.

Не доходя леса, Фёдор увидел трухлявые пеньки, видневшиеся среди осыпавшегося ерника. На поляне натолкнулись на сгнившие и обуглившиеся гнилушки. По их развалам и зарослям растительности угадывалось, что когда-то здесь стоял дом. Летом тут буйствовал иван-чай, о чём теперь напоминали пожухлые стебли с наполовину облетевшим белым пухом.

— Здесь был лагерь китайцев, — первое, что пришло на ум подошедшему Афанасию, и он долго разглагольствовал на эту тему, убеждая всех в своей правоте.

Поковыряв резиновым сапогом гнилушки, Фёдор сказал, что на китайцев это не похоже.

— По словам Охлопкова, они жили в шалаше. Все говорит о том, что после них сюда пришли другие люди. Кто-то, видимо, узнал об этой россыпи.

— Или открыл заново, — добавил Чухновский. — Кроме китайцев, это мог сделать кто угодно. Подумаешь, нашли великого золотоискателя Вана. Возможно, до него тут уже работал прииск, а он явился на всё готовенькое. Китайцы — ребята не промах: своего не упустят.

По скудным останкам дома можно было предполагать что угодно, и каждый выдвигал свою гипотезу, считая, что он прав.

— Об этой россыпи Охлопков проболтался Фёдору Попову, — сказал Закатов, — а тот сам сюда не пошёл, но кому-то рассказал. И понеслось. Ни для кого не секрет, что молва о фартовых участках распространялась быстрее несущегося поезда.

Возле леса рельеф стал неровным. Между деревьями возвышались пологие холмы, заросшие густым кустарником. Когда раскопали такой холм, стало ясно, что их образование связано с морозным пучением, широко развитым в областях распространения вечной мерзлоты. Выше по течению Афанасий увидел старые шурфы. На полусгнившей штаге было написано: «Шурф № 1. 1937 г. Читинское РАЙГРУ».

— Ну вот, теперь всё стало на свои места. Оказывается, после китайцев здесь проводили разведку. Значит, это их база сгорела.

Вокруг устья шурфа угадывались заросшие кустами слегка возвышавшиеся бугорки. Это была порода, поднятая с глубины на поверхность. Фёдор несколько раз обошёл вокруг оплывшего шурфа с провалившимися вниз полусгнившими жердями, которыми тот был закрыт и, поковыряв отвалы, радостно воскликнул:

— Посмотрите, выкладки разложены по всем правилам, как нас когда-то учили.

Начиная от устья, они закручиваются улиткой по часовой стрелке.

— Вижу, — отозвалось Аня. — А зачем их так раскладывали?

— Каждый такой холмик соответствует глубине проходки породы в двадцать сантиметров. По этим выкладкам мы можем определить глубину шурфа и объём породы даже сейчас.

Когда промыли породу, золота в лотках не оказалось. Не было его и в других проходках.

— Может, геологи отобрали его при проходке, — разочарованно сказал Афанасий. –

— Не думаю. Обычно всю породу не промывают. Что-нибудь бы осталось. А раз проходка хорошо сохранилась, стало быть, не представляла интереса.

— Да его кто знает, как там было на самом деле. Мы тут охаем, строим иллюзорные планы на перспективу, а они элементарно всё забрали.

Когда промыли породу из других шурфов этой же поисковой линии, результат оказался прежним. То же было и при опробовании не перемещённых отложений.

— Ребята, нет тут золота, — сказал Чухновский. — Если бы оно было, то где-нибудь сверкнуло. Что же твой Ван так нас подставил? — укоризненно посмотрел он на Закатова. — А ты говоришь, здесь месторождение.

— Подожди, ещё не вечер, — заступилась Аня, переживавшая за Фёдора.

Но больше всех страдал он сам, оказавшийся в нелепом положении. На его совести была эта экспедиция, на которую все так рассчитывали. Он поверил запискам Вана и письму внука Охлопкова, а главный геолог доверился ему.

Метров через двести нашли другую поисковую линию, но золота в проходках шурфов там также не оказалось. Разбившись на пары, геологи пошли вверх по течению. Фёдор и Аня стояли на широкой поляне, перед ними темнел лес, рядом возвышалась гора.