Приказчик без головы
Шрифт:
– Прохор, не знаю по отчеству… Тут запах скверный! Может, сразу к убийству Муравкина перейдешь?
– Погодите чуток, иначе непонятно будет. За неделю до того, как к Калине первый корабль приплыл, случилось несчастье – у Телепнева склад сгорел со всем товаром!
– Осетров поджег?
– Ну а кто, по-вашему?
– Хвастался?
– Нет, конечно! Калина не дурак. Но мы-то с вами понимаем… Товар, правда, был Телепневым застрахован, и с Ричардсом Козьма Сысоевич рассчитался, но в дальнейшем кредите англичанин ему отказал. А денег у Телепнева не оказалось! И Осетров неожиданно для
– Пашка Фо! – поняла Сашенька.
– Вы и про него слышали? – удивился Прошка.
– А как же! – надула щеки княгиня.
– Царствие небесное Пашке… – вдруг сказал приказчик.
– Что ты несешь? Говорят, жив он, в деревню переехал.
– Нет! Этот слух Калина пустил. А на самом деле Пашку убили, тем же образом, что Сидора: отрубили голову, а тело утопили. На Малой Невке около моста Каменноостровского луг имеется. Из строений там один сарай. Большой такой сарай. Вот в этом сарае Пашку и убили.
– Откуда знаешь?
– Сидор по пьяни рассказал. Он своими глазами видел!
– Да ну! – присвистнула Сашенька.
Похоже, поймала она удачу за хвост!
– Прошлый год на Петра и Павла Сидор напился до свинячьего визгу. Брат его в те времена еще в деревне пастухом ходил, потому праздновал Сидор с другой компанией в трактире на Каменноостровском проспекте. Сам не помнил, каким лешим его к Невке понесло. Может, искупаться хотел. Неважно! Проснулся он ночью около этого склада. Пить ему захотелось. Спустился к речке, ладошкой водичку зачерпнул и вдруг услышал: «тук», «тук». Решил Сидор: дрова внутри склада рубят! Решил зайти, вдруг в честь праздника чаркой угостят? Хорошо, не успел. Дверь внезапно отворилась, а оттуда человек вышел, в руке Пашкину голову держит. За волосы! Ночи-то белые, видно все отлично. Взял человек лопату, закопал голову и обратно в сарай. Через минуту на тачке вывез Пашкино тело, подвез к воде, к ноге точильный камень привязал и бултых в воду. Перекрестился и ушел. Сидор еще час под берегом прятался, боялся вылезать. Только под утро домой приперся…
– А кто? Кто убийца? – Сашенька была на седьмом небе от счастья.
Она, именно она оказалась права. Оставалось услышать уже известное ей имя…
– Сидор не назвал. Сказал, что доит супостата, как Сидорову козу!
– Черт побери!
– Но умный-то человек ведь и догадаться может.
– Ну и?
– Осетров Калина Фомич!
– Это с чего вдруг?
– Слышали, что Сидор к Осетрову в компаньоны набивался? А с какой стати? Значит, знал что-то про Калину.
– Это не доказательство. Предположение!
– Нет, барыня-сударыня. Я тем утром, когда Осетров Сидора уволил, разговор их подслушал. Как Калина про расчет сказал, Муравкин на дыбки. Я, мол, в полицию пойду. А Фомич усмехнулся: «Тебя же, дурака, и посадят, за клевету и вымогательство! Если, конечно, до суда доживешь». Но, видать, решил Калина не рисковать. Вдруг бы и вправду Сидор пошел? Потому-то Муравкин и сгинул!
Мысли скакали у Сашеньки галопом. Вроде как все сходится. Только вот…
– За что Осетров Сидора убил, теперь мне понятно. А вот за что Пашку? Сам же говоришь –
– За это и убил. Про Матрену Ипатьевну Дондрыкину не слыхали?
Сашенька пожала плечами. И эта фамилия знакома, но, опять же, когда и где звучала, вспомнить не смогла.
– По молодости Дондрыкина содержанкой была, потом в этом самом доме, где мы сейчас находимся, квартиру снимала и принимала разных господ. За деньги, разумеется. И Калина к ней хаживал, и Ричардс, когда наезжал, не брезговал. Баба редкостной красы, потому, видать, и уболтала нашего англичанина монополию Осетрова прервать. Контракт ей дать!
– А деньги у Дондрыкиной откуда?
– Ласки свои она дорого ценила. Вот и накопила!
– Да кто бы ее в гильдию принял?
– А у нее на лбу «гулящая» не написано. И желтого билета Матрена никогда не имела. Происхождения она, опять же, купеческого. В общем, приняли в гильдию без сучка и задоринки.
– Происхождение происхождением, однако надобно умения иметь. На перинке торговать не научишься.
– А она сама торговать и не собиралась! На это дело будущего мужа хотела поставить. Угадайте-ка, за кого собиралась?
Княгиня для ответа уточнила:
– А лавку она когда, в прошлом году открыла?
– В июле!
– Пашка Фо?
– Точно! Калина, как узнал, рвал и метал. Пашку на коленях умолял, в компаньоны звал. А тот – ни в какую. Взял расчет. Сказал мне: «Съезжу в деревню за благословением родительским, а через недельку вернусь. Потому что товар должен приплыть из Англии». Обещал меня старшим приказчиком взять!
– А как же письмо? – вспомнила Сашенька. – Говорят, Пашка написал, что, женился и в родной деревне жить остался.
– Я же уже объяснял: это Калина нарочно слух распускает, – напомнил Прошка. – Следы пытается замести.
– А невеста, Дондрыкина эта, или как там ее, она-то Пашку своего не искала?
– Это вы у нее спросите.
– Спрошу. Обязательно спрошу!
– Ну что, Мария Никитична? Как вам моя история? Не зря встретились?
– История замечательная.
– Пропишите про Калину в газете?
Княгиня сделала вид, что задумалась, потом покачала головой:
– Нет! Фактов мало. Одни только слухи и домыслы.
– А рассказ Сидора? – возмутился Прошка.
– Кроме тебя его кто-нибудь слышал?
– Не знаю! Мы тогда вдвоем пили.
– Вот видишь! Скажут, что ты все придумал. Для газет доказательства нужны. Иначе нас за клевету засудят.
– А доказательства имеются, – самодовольно улыбнулся Прошка. – В день, когда полиция в нашу лавку с обыском пожаловала, Калина Фомич с самого утра это предчувствовал. Бегал по дому, бумаги прятал. Аграфене Миничне велел драгоценности подальше убрать. Она сунулась в шкап, да как закричит! Стеша моя и проснулась. У ее комнаты общая стенка с гостиной, отлично все слышно. На крик этот Калина Фомич прибежал. Аграфена ему: «Откуда мешок в шкапу?» Он отвечает: «Не знаю! Что в нем?» Она ему: «Сам загляни!» Осетров через секунду: «Сидор!» Дальше Стеша не слышала, они в спальню к Аграфене Миничне перешли. Зато я кое-что видел! Когда Осетров в дрожки садился, чтобы на поминки ехать, под ногами у него лежал заплечный мешок.