Приключения Гаррета. том.1
Шрифт:
— Бешенства?
— Сердечные или что-то в этом роде.
— Ни на что не похоже. Если б увидеть его…
— Да Но вряд ли это можно устроить. Они там все с приветом, не выносят чужаков.
Я бегло описал ему обитателей дома Стэнтнора
— Похоже на психушку.
— Вроде того. Все они, кроме кухарки и Дженнифер, лет по тридцать прослужили в морской пехоте, главным образом в Кантарде.
Морли усмехнулся.
— От комментариев воздержусь.
— Молодец. Избегайте соблазнов, и мир станет чуточку лучше. Еще одно. Старик воображает, что я занят поисками вора. Кто-то крадет его серебро и военные трофеи. —
— Плоскомордому нужна работа.
Плоскомордый Тарп — наш общий приятель, что-то среднее между Морли и мной. Он совестливей Дотса и честолюбивей меня, но огромный, как дом, и кажется недоумком. Тарпа трудно принимать всерьез, и ему редко достается хорошая работа.
— Ладно. Я заплачу по обычным расценкам. Плюс если найдет что-нибудь из списка, Плюс если опишет вора.
— Деньги при тебе?
Намек понят. Я выплатил ему аванс.
— Мы с Плоскомордым благодарим тебя, — сказал Морли. — Конечно, хочется сделать одолжение старому товарищу, но задаром это чертовски скучно. Особенно если старик просто помирает своим ходом.
— Что-то там происходит. Меня пытались замочить. — Я вкратце рассказал ему.
— Вот бы посмотреть на физиономию того парня. Он вдарил топором, а ты зазвенел, как колокол, — заржал Морли. — Однако тебе повезло.
— Надо полагать.
— В чем же, по-твоему, суть дела?
— Не знаю. Деньги? Больше там ничего нет. У старика примерно пять миллионов. Сын его умер. Жена умерла двадцать лет тому назад. Его дочь Дженнифер получает половину, а другая половина переходит к его приятелям — морским пехотинцам. Три года назад было семнадцать наследников. С тех пор двое умерли, предположительно естественной смертью, одного забодал бешеный бык, а четверо пропали. Посчитать нетрудно: доля оставшихся в живых почти удвоилась.
Морли уселся, положил ноги на стол и поковырял зубочисткой в жемчужно-белых зубах. Я не мешал ему думать.
— Да, в этом муравейнике может подняться довольно паршивая возня.
— Такова уж человеческая природа.
— Я не любитель держать пари, но тут можно смело ставить на жадность. Кому-то не хватает его доли.
— Такова уж человеческая природа.
— Никто не пройдет мимо таких денег. Ни ты, ни я, ни даже святой. Думаю, ты копаешь в правильном направлении.
— Беда в том, что мне никак не удается увязать все вместе. Если я найду вора — кстати, зачем воровать, когда тебя ожидает огромное наследство? — не станет ни на йоту ясней, кто убивает генерала. Для того, кто сокращает число наследников, это смысла не имеет. Ему, наоборот, надо, чтоб старик протянул подольше.
— Что будет, если дочка сыграет в ящик раньше его?
— Проклятие! — Это же очень важно, а мне и в голову не приходило. Если все перейдет к служакам, ей надо держать ухо востро.
— Странно, по их поведению не заподозришь, что они знают о происходящем. Похоже, они настроились жить себе поживать тихо-мирно. Они и не думают следить друг за другом, а я, пробыв там всего день, сразу заметил, что дело нечисто.
— Вы, сыщики, дальше своего носа не видите.
— Ты о чем?
— Ведь они все старые товарищи. Кому-то одному взбрело на ум разбогатеть, перерезав остальных. Но кто же заподозрит своего старого кореша? Представь только, через что они прошли вместе.
Он прав. У меня тоже такое в голове бы не уместилось. Нельзя вдруг перестать доверять старому товарищу, с которым провел бок о бок много лет. Невозможно вообразить, что он так изменился.
— В конце концов, может, так оно и есть: трое умерли естественной смертью, а четверым надоели заведенные в доме порядки, и они ушли, наплевав на деньги.
— А земля плоская и стоит на трех китах.
— Ты пессимист.
— Я реалист. Ты разуй глаза. На днях тридцатишестилетний мужик зарезал отца с матерью за то, что они не дали ему денег на бутылку. Такова жизнь, Гаррет. Люди — хуже самых жутких чудищ из ночных кошмаров. — Он усмехнулся. — Тебе еще повезло: никакой мистики — ни вампиров, ни оборотней, ни ведьм, ни колдунов, ни встающих из могил мертвецов. Всякая дрянь не путается под ногами.
Я фыркнул. Такие штуки встречаются не на каждом шагу, но они тоже часть жизни, и рано или поздно приходится с ними столкнуться. Лично меня чертовщина интересовала мало. Впрочем, мне еще не довелось иметь с ней дело.
— Кажется, я видел привидение.
— Чего?
— Привидение. Я все время вижу женщину, которую никто не впускал в дом. Никто больше ее не видит. Если они не морочат меня, но скорее всего морочат.
— Или тебе мерещится. Роскошная блондинка, верно?
— Блондинка. Недурна.
— Ты просто грезишь наяву.
— Ну со временем узнаем. Меня еще кое-что тревожит, но пока не могу выразить словами, что именно.
— Пустяки, наверное.
— Пустяки? Лучше мне вернуться туда.
— У тебя есть с собой что-нибудь эдакое? Неприятно думать, что ты в окружении убийц — и не вооружен ничем, кроме зубов и ногтей.
— Есть пара штучек.
— Всегда у тебя что-нибудь припасено, — хмыкнул Морли. — Смотри, не поворачивайся ни к кому спиной.
— Не буду.
Я уже закрывал дверь, когда Морли окликнул меня:
— А дочка, какая она из себя?
— Двадцать с небольшим. Красотка, но не из разговорчивых. Испорченная девчонка, надо полагать.
Он задумчиво поглядел на меня, передернул плечами, встал из-за стола, опустился на пол и снова принялся за отжимания. Я хлопнул дверью: тяжело смотреть, как человек сам себя мучает.
12
Я повернул на юг, весьма довольный собой: я знал своего Морли, любопытство погубит его. Он умрет, а выяснит, где собака зарыта. Всех поднимет на ноги, все вверх дном перевернет, но разузнает, что происходит у Стэнтноров, если что-нибудь происходит.
Когда я вышел за Южные ворота, самодовольство улетучилось. Начал моросить дождик. Я обругал себя за недоверие к лошадям. Черт возьми, не умеешь ездить верхом, нанял бы карету: ведь карету можно отнести к необходимым расходам, и пускай Стэнтнор платит. Расходы — удивительно гибкая статья, особенно если клиент не имеет возможности контролировать тебя.
До поместья я добрался уже насквозь мокрый. Странно. Большинство крупных загородных поместий имеют названия «Клены», «На ветру», иногда и вовсе бессмысленное, типа «Британский камень». Но у Стэнтноров — точно не имение, а лачуга овцевода. Поместье Стэнтноров — и все. Старинное семейное жилище, роскошное, как музей, но ни для кого оно не стало домом, никому не пришло в голову дать ему имя.