Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Шрифт:
– Ты словно прочел мои мысли, брат Миколай! Конечно, это будет лучше всего. Вручи ее от моего имени, а также сообщи его величеству, что я безропотно приму любое его решение об избрании угодного ему епископа… И браневский бургомистр пан Филипп Тешнер одобрил мои планы насчет доставленной из Константинополя бумаги…
– Как! – чуть не закричал Коперник. – Филипп Тешнер знает о существовании этого письма?
– Да, сын мой, я давал ему прочесть письмо, – сказал епископ кротко. – Но что тебя волнует? Тешнер твой ближайший родственник по дяде. Это мудрый человек… Он даже брал у меня документ
У Коперника потемнело в глазах.
Филипп Тешнер видел это письмо, изучал его, брал его к себе на дом! И теперь он советует ему, Миколаю Копернику, вручить письмо королю. Тут что-то не так…
– Езус Мария! Как вы могли доверить столь важный документ такому… человеку? – запнувшись, закончил он.
– Не волнуйся, брат Миколай! – Видя обеспокоенное лицо каноника, Фабиан, тяжело отдуваясь, открыл большой железный сундук, достал красный портфель, а из него вынул свиток.
Одного взгляда Коперника было достаточно, чтобы определить, что письмо было то самое, которое пан Конопка доставил из Константинополя.
– Ты возьмешь его сейчас с собой, брат мой? – спросил епископ.
– Простите меня, ваше преосвященство, в Лидзбарке меня ждут незаконченные вычисления… Сегодня ночью я еще немного поработаю, а завтра по дороге заеду сюда – возьму письмо и ваши инструкции… Я точно выполню ваши наставления при разговоре с его величеством королем.
Почтительно поцеловав руку Фабиана, Коперник оставил его покои.
«Несчастный человек… Жалкий человек!» – бормотал он про себя.
Встречавшиеся ему в коридоре духовные и светские обитатели Лидзбарка испуганно отшатывались от каноника.
«Успокойся, брат Миколай, – увещевал он самого себя, – ничего непоправимого не произошло… Братец Тешнер, как видно, убежден, что я не решусь завести с Зыгмунтом разговор о магистре. Но не пройдет и пяти дней, как король узнает о кознях своего племянника… Как больно от стеснения в груди! Дыши поглубже, брат Миколай, и подольше задерживай в груди дыхание».
Постепенно сердце его, успокоившись, застучало ровно и ритмично. И вдруг в коридоре промелькнуло лицо браневского бургомистра. Отца Миколая словно обожгла язвительная усмешка Тешнера. Круто повернув, каноник не вошел, а ворвался в покои епископа.
– Что с тобой?! – воскликнул Фабиан испуганно. – На тебе лица нет!
Коперник попытался говорить, но только облизнул языком пересохшие губы.
– Ваше преосвященство… Письмо… Мне нужно убедиться… простите… – наконец выдавил он хрипло.
– Господь с тобой, брат Миколай, храни тебя пресвятая дева, сейчас я дам тебе это письмо!
Епископ снова нагнулся над железным сундуком, прозвенели колокольчиками хитрые затворы. Вот откинута крышка, бискуп вытащил красный сафьяновый портфель.
«Я, вероятно, сошел с ума… – подумал Коперник. – Вот же это письмо, то самое!..»
Он с трудом перевел дыхание.
«Мало ли почему мог так зло улыбаться Тешнер… Нет, я не схожу с ума, просто мне нужно наконец выспаться».
– Ну вот, сын мой… Возьми письмо и не заставляй уже больше старика лазить за ним в сундук…
Коперник одним взмахом развернул свиток. «Герб Тевтонского ордена. Почерк Альбрехта… Печать Альбрехта. Не к чему было сюда возвращаться!»
И вдруг каноника обдало холодом, точно на сердце его положили кусок льда. Не в силах удержаться на ногах, он прислонился к стене.
Герб был подлинный герб Тевтонского ордена. И почерк был подлинный почерк Альбрехта. Но текст письма был совсем иной!
Магистр Ордена обращался к повелителю правоверных, его султанскому величеству, с просьбой любыми путями восстановить добрые отношения с Польским королевством и с дядей магистра – польским королем Зыгмунтом. Магистр заклинал его султанское величество не начинать против Польши никаких военных действий, а также запретить Крымскому хану нарушать польские границы, тот ведь благоговейно прислушивается к волеизъявлению его султанского величества…
Лицо Коперника было страшным, потому что епископ Фабиан предложил ему опереться и подставил свое плечо.
– Письмо магистра подменили, – проговорил Коперник побелевшими губами.
– Что ты говоришь, сын мой? – всплеснул руками Фабиан. – Да как же такое могло статься?
Швырнув к ногам Фабиана Лузянского свиток, Коперник вышел, хлопнув дверью и проклиная в душе ту минуту, когда он решил, что его долг – передать письмо Альбрехта новому епископу.
«Езус-Мария, все пропало! Ясно, как солнце, подлог совершил магистр при пособничестве предателя Тешнера… И сделали они это столь ловко, что сейчас невозможно их уличить. О Каспер, Каспер, если ты останешься жив, как я решусь посмотреть тебе в глаза!»
А в этот самый день и час с не меньшей заботой и тревогой думал о Каспере человек, одетый в хлопскую одежду, с посохом в руке и с дорожной сумой за плечами.
Мало кто мог бы в этом худом, измученном, поседевшем человеке узнать когда-то бравого и веселого боцмана Конопку.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
МОЛОДОЙ БАКАЛАВР
В Свентожицском монастыре отцов доминиканцев жизнь проходит, пожалуй, еще более уныло, чем в какой-либо другой обители.
Нравы здесь строже, послушание труднее, и хотя попадают сюда готовящиеся вступить в Орден юноши из лучших польских семей, первый год их пребывания в монастыре проходит в черной работе, молитвах, бессонных ночных бдениях…
А эти утомительные церковные службы!
Не успевают отойти замлевшие после заутрени коленки, как снова колокол поднимает к ранней обедне, за ней – поздняя обедня, а там – вечерня и опять заутреня.
В коротких перерывах между службами испытуемые возят воду, чистят монастырских лошадей, сгребают навоз, выезжают в ближайший лес по дрова, моют полы в обители, помогают на кухне.