Приключения мальчика с собакой
Шрифт:
— Да, — сказал Клеон, — понял: римляне даже воду сделали рабою.
Луций, слышавший этот разговор, засмеялся:
— Вот рабская точка зрения на полезные обществу дела!
За Капенскими воротами Луция ждала отделанная бронзой рэда, в которую была впряжена пара лошадей. Здесь же стояли две грузовые повозки — петориты. На обочине дороги, окружив тюки, сидели посланные вперед рабы.
Среди зелени садов, рощ и лугов белела Аппиева дорога, вымощенная широкими каменными плитами. Середина ее была слегка выпуклой, чтобы дождевая вода, не задерживаясь, стекала к краям и отсюда — через небольшие отверстия — в подземные каналы. Так объяснил Клеону его сосед-факельщик и при этом похвастал, что отлично знает историю и городское устройство Рима, потому что родился в доме Станиенов в один день с Луцием и Луций, когда стал ходить в школу, [78] обучал его всему, чему учился сам.
78
Школа. — В богатых семьях занятия с детьми вел специально приставленный к ним учитель. С семи лет детей посылали в школу, по окончании низшей и средней школы богатые юноши ездили в Афины для усовершенствования в науках.
— Я даже ездил с молодым господином в Афины заканчивать образование! — важно сообщил он Клеону, в то время как они вместе переносили тюки.
Пока рабы перетаскивали поклажу в повозки, Луций, выйдя из лектики, вдыхал утреннюю свежесть и благоуханье цветущих фруктовых садов. Он наслаждался прелестью этого раннего часа. «Хорошо слагать стихи, мечтать и размышлять на заре, среди виноградников и гранатовых деревьев… На вилле буду обязательно вставать с рассветом», — решил он, усаживаясь в рэду.
Верх рэды был обтянут кожей, в которой с обеих сторон были прорезаны окошечки, прикрытые пурпуровыми занавесками. Приподняв одну из них, молодой человек рассеянно глядел вокруг. Рабы, весело перекликаясь, занимали места в петоритах. Обычно их отправляли на виллу пешком, иногда — на мулах. На этот раз им предстояла приятная поездка в повозках, запряженных лошадьми. Невольники были уверены, что едут с таким удобством по распоряжению Луция. На самом же деле этим удовольствием они были обязаны Хризостому, который хотел уберечь их от встреч с мятежниками.
— Садись ко мне! — предложил Клеону пожилой возница.
Клеон взобрался на сиденье рядом с ним. Покинутый Лев заволновался и стал бегать вокруг, стараясь влезть за хозяином в петориту.
— Пошел, пошел! — гнал его возница. — Покажи свою прыть: отстанешь от лошадей или нет.
Клеон не посмел попросить, чтобы собаку впустили в петориту.
Разместив тюки и людей, Хризостом подал знак к отправлению и, войдя в рэду, уселся против Луция.
Впереди скакали верхом два нумидийца, за ними катилась рэда, сзади громыхали по каменным плитам петориты, каждую из которых везла пара сильных галльских коней. У переднего колеса первой петориты, высунув язык и стараясь не отстать от хозяина, мчался Лев. Встречные деревенские повозки еще издали сворачивали к тротуарам, освобождая для них середину дороги. Клеона удивляло, что даже за городом и в такой ранний час тротуары полны пешеходов. Из Рима и в Рим шли ремесленники, крестьяне, торговцы, изредка встречались в этой толпе легионеры.
Через каждую тысячу шагов стояли покрытые надписями мильные столбы и под ними для уставших путников — полукруглые каменные скамьи. Вдоль дороги тянулся длинный ряд мавзолеев и памятников, среди которых, как печальные часовые, темнели кипарисы.
— Разве здесь кладбище? — спросил Клеон возницу. — Зачем здесь эти башни и надгробия?
Тот утвердительно кивнул и пробормотал:
— Богачи хотят и после смерти быть на виду. Многие ставят себе памятники еще при жизни. Если в памяти потомков не останутся их дела, так хоть пышные гробницы расскажут прохожему, что и они топтали когда-то землю… — После длинной паузы он добавил: — Бывают, конечно, и такие люди, которым не надо всех этих пустяков, — он пренебрежительно указал бичом в сторону пышных гробниц, — потому что народ чтит их память. Брат моего отца был рабом в доме Семпрониев Гракхов…
— Эй!.. Пастух!.. — крикнул из петориты факельщик, с которым в паре шел Клеон к Капенским воротам. — Есть у вас в Сицилии такие дороги, как эта?
— Не знаю, — обернулся к нему Клеон. — Я никуда из нашей деревни не ездил.
— А я говорю: нет таких дорог! — сказал факельщик. — Недаром ее зовут «царицей дорог»!
— Он хвастает, словно сын Квирина, — скривил губы раб-германец.
— Я родился не в диких лесах на Рейне, а в столице мира, на берегу Тибра! — гордо ответил факельщик. — Я принадлежу к фамилии Станиенов!
Факельщик намекал на те преимущества, которыми пользовался раб, рожденный в доме своего господина.
Германец, которого купили на рынке, насмешливо спросил:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что имеешь право носить тогу Станиена?
— Не ссорьтесь! — остановил их возница. — Рабы должны крепко стоять друг за друга, иначе наша жизнь будет совсем невыносимой. Не все ли равно, кто где родился, или кто богат, а кто беден? Разве среди наших господ, богатых и знатных, мало таких, которые хуже самых грязных свиней? Но бывают и среди них благородные люди. Я как раз собирался рассказать этому мальчику о Гракхах. — Он обернулся к Клеону: — Отец их дважды был удостоен триумфа. [79] Но род Гракхов не этим прославился в народе.
79
Триумф — здесь: право торжественного въезда в Рим; награда победителю в войне с внешним врагом.
В петорите все затихли, ожидая рассказа.
— В семействе их было двое сыновей, и оба они отдали жизнь за бедных людей, — вот отчего народ прославил Гракхов, — начал возница. — Когда Тиберий, старший брат, был народным трибуном, [80] он провел такой закон, чтобы из общественных земель нарезали наделы беднякам. «Даже дикие звери, — говорил он, — имеют логово, а людям, сражающимся за Италию, не оставляют ничего, кроме воздуха и света». Но разве волк согласится отдать хоть кусочек добычи, даже если ему и не под силу ее сожрать?
80
Трибуны были военные (начальники легиона) и народные — представители плебеев, имевшие право приостанавливать решения властей, идущие против интересов народа.
Вспомнив Дракила, Клеон сочувственно кивнул.
— Вот эти, что лежат здесь, — возница указал на придорожные гробницы, — ни крохи не пожелали уступить из награбленного… Я говорю — «из награбленного», потому что Тиберий не требовал у них того, чем законно владели их предки, а требовал только, чтобы они вернули деревенскому плебсу [81] землю, которую у него же отняли; да еще он хотел общественные земли разделить по справедливости — между теми, у кого ничего нет. А богачи завладели этими землями и ни за что не желали с них уйти… Но Тиберий все же провел свой закон, и тогда сенаторы (они ведь все богачи, вроде нашего хозяина) убили Тиберия… среди белого дня, в сердце Рима, на форуме. Напали на Тиберия и его сторонников и дубинами забили их до смерти! А потом сволокли их тела в Тибр, словно трупы казненных разбойников… Но закон-то уж прошел! И выборные уже делили землю. И среди этих выборных был Гай, брат Тиберия. Он продолжал дело Тиберия. Но это было не все: кровь брата оставалась неотмщенной. И вот Гай тоже согласился стать народным трибуном — ведь трибун может проводить в жизнь новые законы, — и он ввел такой закон, по которому убийцы его брата были наказаны… Так говорил мне отец. Мой отец и дядя были рабами в доме Гракхов. Только отец служил матери господина, а дядя — самому Гаю. Отец рассказывал, что Гай сделал много такого, что облегчило жизнь городского плебса — например, по его закону беднякам продавали хлеб дешевле, чем остальным гражданам… Он и нас, рабов, жалел, но ничего для нас не успел сделать, потому что эти собаки и на него подняли руку… Отец рассказывал, что Гай знал о заговоре, знал, что сенаторы решили убить его, но он не хотел кровопролития и сам, как всегда, ходил с одним кинжалом и своих сторонников уговаривал не вооружаться. А как же было не вооружаться? Враги Гая распустили слухи, будто боги разгневались на него за то, что он задумал переселить бедняков в Африку, на землю, которая была заклята жрецами…
81
Плебс, плебеи — простой народ.
— А зачем же на заклятую? — спросил Клеон. — Разве другой не было?
— Да уж очень много там было свободной земли, — ответил возница. — Хватило бы и на хлебные поля, и на виноградники, и на луга для скота. Там стоял когда-то большой торговый город Карфаген, который долго воевал с Римом. Он мешал римской торговле. Вот хозяева наши и злились на него. Как только римляне победили Карфаген, они сожгли его и место то запахали и заклятье наложили, чтобы росла там одна трава, а люди до скончания веков не селились. А Гай вздумал туда бедноту из Италии переселять!.. Вот сенаторы и придрались к этому, а особенно главный враг Гая, консул Опимий — да будет проклята его память! Созвал Опимий народное собрание и давай сказками разными запугивать. Страшнее всего народу показалось, что по приказу богов волки вывернули столбы, которыми Гай отметил, где строить город. Отец рассказывал, что на это собрание Гая, как всегда, сопровождал только мой дядя — господин не любил, чтобы за ним ходила толпа слуг. Но госпожа, беспокоясь о сыне, приказала моему отцу идти за ними и в случае опасности защитить господина. Сторонники Гракха собрались на Авентинском холме — они хотели переговоров с сенатом. Но консул Опимий выслал к Авентину критских стрелков. Отец не мог туда пробраться, он только видел издали, как туча стрел осыпала холм… Три тысячи сторонников Гая полегло тогда… — Возница помолчал.