Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части
Шрифт:
...Собиравшийся уже уходить на товарную станцию Лева (он ночевал у Похлебаевых) быстро разыскал медсестру Прыткову, ту самую которая осенью помогала группе Корытко освобождаь арестованных товарищей. Прыткова, оказав Мишке помощь, привела своего хирурга Лисицкого.
— А ворюг окаянных застрелили,— добавила Люсина мать, ребята и не заметили, как она вошла в комнату и уже давно прислушивалась к разговору.
— Да, да, Мишка! — воскликнул Юрий. — Лидия Ивановна права. Преступники понесли заслуженное возмездие...
История об угоне коней из заведения «Побирский и сын» стала сенсацией и целую неделю не сходила с полос уездных газет. Видимо, газетчики почувствовали, что читателям изрядно приелись раздутые фронтовые сводки о победах над большевизмом и стандартные статьи об ужасах в Совдепии.
— Хорошо, что репортеры не докопались, где ты, Мишка, спрятан, — хитро улыбнулся Юрий. — Устроили бы они сюда набег. Ведь ты единственный свидетель...
Как удалось шайке Серяпина проехать на краденых тройках по городу и не напороться на дозоры, теперь никто уже сказать не мог. Но перед самым кержацким селом конокрады неожиданно врезались в арьергард артиллерийской колонны, которая направлялась на дальний полигон.
Серяпин, очевидно, сразу понял, что ни назад, ни вперед пути нет Поэтому он выпрыгнул из саней и прямиком сиганул в шумевший рядом сосняк. Его примеру последовали и молодчики. Но слишком белым был лежащий между дорогой и лесом снег, слишком хорошо просматривались на нем фигуры бежавших.
Без всякого предупреждения артиллеристы открыли стрельбу из винтовок и наганов.
— И сколь конокрадов кокнули? — дрогнувшим голосом спросил Мишка.
— Писали, что четырех — ответил Юрий. — А их разве больше быть должно?
«Значит и третий молодчик преставился, — подумал про себя Мишка, закрывая глаза. — Значит, не врал Серяпин, когда стращал потайным помощничком...»
XIX. НЕПРАВИЛЬНО, ПАРЕНЬ, ПОСТУПАЕШЬ
…Интервенты и белые генералы готовились к новому наступлению против Советской Республики. Начать его должны были армии Колчака. По сравнению с другими белогвардейскими фронтами они располагали большими людскими и материальными резервами. Англичане и французы постарались снабдить их всем необходимым. На запад через сибирские леса и Уральский хребет поползли длинные воинские эшелоны с иностранными пушками на открытых платформах...
В городе под звуки оркестра чуть ли не каждый день шли теперь к вокзалу маршевые роты, вооруженные и русскими трехлинейками, и десятизарядными английскими и японскими винтовками; за маршевиками, свистя и щелкая нагайками, гарцевали казаки с любовно уложенными чубами, вздымающими мохнатые папахи. В товарные вагоны с утра до вечера втаскивали пулеметы системы «виккерса», «люиса», «сантетьена» «кольта», «максима», грузили ящики с патронами, снаряды, по мосткам заводили упирающихся лошадей. Довольные генералы и полковники устраивали перед отправкой смотры и парады.
— Смирно!.. Винтовки на плечо!.. Шашки вон, пики в руку! — раздавались в морозном воздухе слова команды.
Газеты, захлёбываясь от восторга, сообщали, что дивизии адмирала Колчака накануне победы. Правда, иногда не в меру ретивым журналистам приходилось писать и о том, что неизвестные злодеи по пути движения эшелонов ломают стрелки и разбираю! железнодорожное полотно, но такие информации печатались самым мелким шрифтом и помещались в конце последней полосы.
— Вот, Мишук, какие события разворачиваются на свете, — говорил пришедший навестить Мишку Лева. — А ты ничего и не ведашь... Спасибо Люсе скажи: выходила тебя... Ну и тетка Лидия Ивановна, конечно, пособляла...
В последние недели колчаковцы были всерьез встревожены действиями «неизвестных». Совсем недавно стрелковый батальон, сформированный из жителей заводского поселка, где-то за Камой, перебив офицеров, в полном составе перешел на сторону красных, прихватив с собой еще и роту из соседнего саперного подразделения.
Фронтовая контрразведка в донесениях особо подчеркивала что большевистская пропаганда в батальоне велась, очевидно, с самого начала его образования. За такой промах городские власти получили нагоняй от верховного правителя, и теперь всюду рыскали шпики, пытаясь выведать адреса, явки и установить личности членов подпольной организации. Тюрьма возле Константиновского кладбища опять была переполнена. И, чтобы разгрузить ее, белогвардейцы придумали новый способ: подсадили в камеры провокаторов, те подбили заключенных на бунт, и, воспользовавшись этим, «голубые уланы» быстро ликвидировали неугодных.
За последние полмесяца мобилизованных совершенно перестали выпускать из казарм, а проникнуть туда не было никакой возможности. Раньше на учебные плацы разрешалось проходить торговкам пирожками, и подпольщики часто пользовались этим. Вместе с пирожками солдаты получали и прокламации.
В поездные бригады теперь включались специальные надсмотрщики явные и тайные, в квартирах железнодорожников проводились обыски, за подозрительными устанавливалась слежка. Лева сам чувствовал, что и за ним порой тащится «хвост». Но пока ему, да и другим удавалось обманывать шпиков. И все-таки Корытко, не желая подвергать опасности членов своей группы, приказал реже встречаться друг с другом.
Из-за этого настроение у Левы было скверное, да тут еще Мишка, как-то набравшись храбрости, выложил другу всю правду о Серяпине и о своем участии в краже коней.
— Слушай, а может, разыгрываешь ты меня и врешь для забавы? — не поверил Лева.
— Что мне за радость врать-то! — мрачно ответил Мишка и, уткнувшись в подушку, тихо добавил: — Все так и случилось... Крест могу поцеловать.
Долго молчал тогда Лева, потом спросил:
— А можно ручаться, что никто больше об этом деле ничего, не знает.
— Поди, можно, — не совсем уверенно произнес парень.
— Индивидуалист ты, — осуждающе сказал Лева. Мечтал в одиночку сухим из воды выйти... Неправильно, парень, поступаешь! Неправильно! Индивидуалистам в революционной борьбе делать нечего... И первая твоя ошибка была, знаешь где...
— На проселочной дороге! — вздохнул Мишка.- Сам чую... Я ведь считал, что он, этот... понимаешь...
— И все равно требовалось доложить: ты же в коллективе действовал.
Вскоре железнодорожник принес несколько потрепанных выпусков товарищества «Знания», и Юрий четыре вечера подряд читал вслух роман Максима Горького «Мать».