Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части
Шрифт:
— Так точно! — ответил за Мишку Геннадий Сидорович.
Шепнув мужу что-то на ухо, брандмейстерша выпрямилась и с достоинством произнесла:
— Утром Григорий Прокопич объявит решение...
Галина Ксенофонтовна хорошо помнила, как парень помогал ей и по дому, и по кухне, и ухаживал за Бодягой, от которого ничего уже не осталось: еще на рождество съели. И в то же время она не забыла, что Мишку забрал из части в свое распоряжение франтоватый офицерик Побирский. Поэтому Галина Ксенофонтовна хотела навести о бывшем кучере кое-какие справки...
Утром
Вчера вечером Фалеев по настоянию брадмейстерши звонил в комендатуру. Там ему сердито ответили, что есть дела поважней, чем комплектование пожарных команд кучерами, и если второй части нужен какой-то Михаил Босяков, то пусть об этом голова болит у брандмейстера...
...Лидия Ивановна, прощаясь в тот день с Мишкой, расчувствовалась:
— Не забывай Люду и меня, — говорила она, крестя парня, — навещай... Левы-то у нас больше нет...
И снова Мишка выезжал на пожары ночью и ранним утром, а в промежутки, как и прежде, помогал по хозяйству Галине Ксенофонтовне.
Между тем незаметно подкрадывалась весна. Все выше и выше поднималось над городом и окружающими его горами солнце, лоснились и таяли сугробы, булькали и пузырились ручьи. А на афишных тумбах и заборах пестрели пахнущие типографской краской «победоносные сводки». В начале марта колчаковские армии прорвали Восточный фронт, заняли Уфу, на Казанском направлении дошли до реки Вятки.
Урал внешне казался тихим... Но только внешне... Это был край, где родились лихие пушкари Емельяна Пугачева и герои-красногвардейцы 1918 года, громившие конницу атамана Дутова.
Не смирился Урал и сейчас...
XXIV. ВИТАЛИЙ, ТРУБИ!
В тылу Колчака, подпирая его режим штыками, действовала огромная армия из американских, японских, французских, английских, белочешских и других интервентских войск. При колчаковской ставке был и «главный советник по вопросам снабжения, предоставляемого союзными правительствами». Занимал эту должность генерал Нокс.
Недавно из Сибири по приказанию Нокса в город отправился целый эшелон е подарками для русского фронта. А вместе с подарками в вагоны погрузился и батальон английского Гемпширского полка.
Еще в конце прошлого века по Покровскому проспекту из железнодорожных мастерских, которые разместились в бывшем Монетном дворе, на товарную станцию была проложена ветка. И однажды утром Мишка, поехав вместе с Галиной Ксенофонтовной на базар, увидел, что весь участок проспекта от ворот Монетки (так горожане продолжали называть железнодорожные мастерские) до польского костела заполнили незнакомые солдаты в смешных коротких шинелях и с желтыми львами на мягких фуражках. Солдаты выкатывали по сходням из вагонов повозки с пулеметами, сводили упирающихся лошадей и каких-то диковинных длинноухих животных (позднее Мишка узнал, что это были мулы, о которых он с Юрием и Люсей читал в книгах), выбрасывали коробки с консервными банками, осторожно ставили на землю ящики с патронами.
— Наконец-то великие британцы к нам пожаловали! — расцвела брандмейстерша.— Григорий Прокопьевич сказывал мне, что власти давно уже гостей ждут... Останови-ка, юноша, жеребчика...
Но английские и белогвардейские офицеры, наблюдавшие с тротуара, не разрешили Галине Ксенофонтовне и Мишке задерживаться.
— Мадам, здесь не ярмарка, — галантно пояснил высокий поручик...
А где-то под вечер каланчовый забил тревогу. Часовые, охранявшие эшелон, сгребли раскиданный от «подарков» мусор — ящичные доски, картон, оберточную бумагу, клочки сена и соломы — в кучи и подожгли. Погода была ветреная, и огонь, быстро переметнувшись на только что заложенный сруб, стал угрожать соседнему дому.
Стяжкин с Галиной Ксенофонтовной ушли в гости, и обоз второй части помчался на пожар под командованием Фалеева. В арьергарде обоза несся на своем верном Мантилио Мишка. Когда он после долгого отсутствия впервые заглянул в конюшню, жеребец удивленно повел глазами, затем недоверчиво понюхал протянутую с куском круто посоленного хлеба руку и вдруг, как будто что-то вспомнив, встрепенулся и радостно заржал.
— Узнал? — шептал растроганный парень, целуя теплую морду Мантилио. — Это же я... Кумекаешь?.. Я!
...До Покровского проспекта от второй части было недалеко, и минут через пять-шесть пожарные уже спрыгивали с линеек и снимали насосы.
— Слава богу! — облегченно вздохнув, шепнул Фалеев дяде Коле. — Вовремя прибыли... Огонь еще сбить можно...
Но в этот момент к нему подбежал английский солдат с нашивками капрала и на ломаном русском языке распорядился:
— Пошли отсюда вон!
— Как пошли? Куда? — не понял Фалеев и приказал Виталию Ермоловичу: — Сигналь: «качай, качай!»
Ермолович поднес трубу к губам, однако капрал ударил по ней кулаком и весело захохотал.
— Ты сдурел! — растерялся Фалеев. — Да я тебя!.. В гневе я, как Петр Великий, могу и дубинкой огреть...
На помощь к капралу, оставив свои посты, спешили солдаты. Один из них даже разрядил в воздух карабин. Любопытная толпа, обязательно присутствующая на каждом пожаре, шарахнулась в стороны.
— Воду скорей пускайте! — не слушай старшего топорника, закричал Фалеев.— Воду... Горит ведь!..
Подбежавшие солдаты, угрожая оружием, не давали пожарным тушить огонь.
— Мы желаем видеть грандиозный русский пожар, — объяснил капрал. — Вы все... шагом марш!..
Фалеев хотел что-то ответить, но не успел. Из-за угла показалась извозчичья пролетка, с которой соскочил Стефанович. Ни о чем никого не расспрашивая, он выдернул из рук Киприяна ствол и, таща за собой брезентовой рукав, кинулся к срубу.
— Назад! — строго предупредил парикмахера капрал.— Назад!
— Где вода? Почему нет воды? — не обращая на него внимания, завопил удивленный парикмахер. — Качайте воду немедленно!