Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части
Шрифт:
И вот тебе, коршун, награда
За жизнь воровскую твою...
На одном из перекрестков, пропуская санитарные повозки, Мишка не выдержал и повернулся:
— Чего надо? — оскалился седок, обрывая песню про коршуна. — Живых человеков не видывал?
— Видывал, — хихикнул Мишка. — И вас, господин хороший, где-то видывал, но в каком месте... дай бог память...
— Постой, извозчик, постой! — изумленно закричал седок. — И мне твоя рожа знакома!.. Вот так штука, тра-та-та!
Легким и нетерпеливым ржанием Тонька напомнила им, что пора ехать, санитарный обоз уже скрылся в переулке.
— Ладно, гони! — приказал человек в тулупе. — По дороге вспомним!
А Мишка, понукая Тоньку, все думал и думал, где он видел этого человека. Очевидно, над тем же ломал голову и седок. Не успели сани проехать с полквартала, как он оборвал песню и, ткнув Мишку кулаком в спину, сказал:
— Поворотись-ка, извозчик!
Присмотревшись к Мишкиному обветренному лицу, седок развел руками и непонимающе произнес:
— Брат-близнец у тебя, что ли, в пожарных служит?
— Нет у меня сестер-братьев, — объяснил Мишка, — в пожарных я сам служил.
— Тю! — свистнул седок. — Сам, говоришь?.. Здорово!.. А теперь признайся, где состоишь?
— В извозном деле «Побирский и сын...» Коли грамотные, на дуге читайте...
— Так, так... А при святом крещении тебя как нарекли?
— При святом крещении нарекли меня Мишкой.
— Не Мишкой, а Михаилом, — важно поправил парня седок и, указывая на угловую вывеску с нарисованным самоваром, спросил. Видишь вон чайную Анфиногенова?.. Подкатывай-ка Мишка-Михаил, к ней...
— Как прикажете, — смиренно ответил Мишка и остановил Тоньку прямо перед чайной.
— Эх, и ядреный морозец выдал нам ноне господь! — потирая щеки, сказал седок. – Бр-р! Холодно!.. Сладким кипяточком желаешь побаловаться? Плачу я! Согреемся — отправимся дальше... Не возражаешь, извозчик?
— А чё возражать? — ухмыльнулся парень. Отказываться от приглашения он не собирался. Ему очень хотелось выяснить, где же все-таки судьба сталкивала его с этим весельчаком. — Спасибочко за приглашение!
И, набросив на Тоньку попону, Мишка по скользким каменным ступенькам спустился в чайную.
Чайная та находилась в запотевшем подвальчике с низким сводчатым потолком. Рядом с буфетом, около кассы и самовара с медалями на тусклом латунном боку, сидел сам хозяин Анфиногенов, беззубый улыбающийся старичок. Посетителей было мало.
Распахнув тулуп, седок прошел вглубь зала и, выбрав столик с не очень грязной по сравнению с другими скатертью, кивнул Мишке:
— Располагайся.
Хлюпая стоптанными обрезанными валенками, к ним подскочил шустрый половой, о чем-то пошушукался с Мишкиным седоком и через несколько минут возвратился с кипящим жестяным чайником, двумя чашками, ржаными бубликами и кружкой, в которой булькала темноватая жидкость.
— Свекольную самогоночку принимаешь? — подмигнул Мишке седок, а когда тот вздрогнул от такого неожиданного вопроса, лукаво погрозил ему пальцем и, осушив одним махом кружку, произнес, облизывая губы: — Хороша, собака!.. Ты, извозчик, не стесняйся, наливай чаек...
И пока Мишка, обжигаясь, глотал горячий чай, седок расспрашивал его обо всем: давно ли, например, знаком с Александром Гавриловичем Побирским, почему простился с пожарной частью, как служится в извозном деле. Узнав Мишкину родословную, он от изумления даже закачался на табуретке и изрек.
— Тесен мир-то божий... Вот так!.. Да я Евлампия Босякова до могилы не позабуду. Мне Евлампий Босяков, да останься земля ему пухом, три передних зуба выбил.
Решив, что сейчас с ним начнут рассчитываться за давнишние грехи отца, Мишка, неловко опрокинув на скатерть свою чашку, испуганно вскочил. Но седок, раскатисто захохотав, дружески хлопнул его по плечу.
— Да не трусь, извозчик, — сказал он, доливая Мишке из жестяного чайника кипяток. — Жми-ка обратно на место. Ты-то при чем?.. Правда, бил меня, сироту, Евлампий, ох, сильно... Смертным боем бил...
— За что же это он вас, господин почтенный, учил? — пробормотал Мишка, все еще опасаясь мести.
— Ямщик, не гони лошадей... Не торопись, значит... Все скоро узнаешь... Так не припоминаешь меня?
— Нет.
— Ай-ай-ай!.. А кто к тебе непрошеным гостем влез, когда пожарная команда осенью этапникам бежать подсобила?
— Вы? — Мишка даже вытаращил глаза.
— Я… Стыдно знакомых-то не признавать, — и Аким Серяпин огорченно покрутил головой.— Ты же небеспамятный старикан...
Однако Мишка по-прежнему ничего не мог понять. Если сидевший сейчас в чайной человек шел тогда под конвоем, как и Васильев, то почему он не скрылся вместе со всеми? Парень по простоте душевной до сих пор считал, что на его бочку вскакивал кто-то из своих, а потому никогда и не рассказывал о той истории ни Геннадию Сидоровичу, ни дяде Коле, ни Леве Похлебаеву. А теперь получалась невероятная путаница. И опять виноват он, Мишка, что скрыл от старших друзей встречу с этим подозрительным типом.
— Ну, признал? — полюбопытствовал Серяпин. — Сказывай.
— Признать трудно... Бородищу вы шибко шикарную вырастили, — внимательно взглядываясь в бывшего арестанта наконец, сказал Мишка. — К чему бы это?
— Для маскировки...
— Чё смеяться-то! Зачем вам маскериться?
Чтобы не обнаружили... То, что я драпанул с этапа, наверняка по всем канцеляриям писано-переписано. Это тебе и твоим кумовьям-пожарным можно свободно по бульварам-тротуарам разгуливать. Ведь один лишь я про тайные ваши дела маракую. За стойкое молчание меня и отблагодарить не мешало бы.