Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
Дом стоял в уединении несколько лет. Лишь изредка забредет в него умирающий от голода пастух или подойдут к его воротам несколько негритосов и попросят чего-нибудь поесть, зная, что белые почти никогда не отказывают в подаянии. По временам, приблизительно раз в полгода, в ворота въезжала фура и вскоре возвращалась обратно, сдав свой таинственный груз.
Но вдруг диггеры открыли богатый прииск, тот самый, где отличился Фрике, спасая Жана. Вся окрестность оживилась, и таинственный дом открыл для посетителей свои мрачные ворота. Он получил пышное название гостиницы-ресторана, сохранив, однако, зловещий вид подозрительного притона.
Но
О себе он ничего не рассказывал. Внешность его была далека от привлекательной. Ростом он был пяти футов и десяти дюймов, сложен как атлет и в обращении пренебрегал даже основными правилами вежливости. Его широкий рот, усаженный зубами, которым позавидовал бы любой волк, открывался лишь для того, чтобы отказать в кредите тому из посетителей, у кого потребности желудка оказывались несоразмерными с платежеспособностью кошелька. Если такой посетитель надоедал ему своими приставаниями, лендлорд угощал его ударом кулака. Если же побитый забывался до такой степени, что давал сдачи, лендлорд сурово вынимал из-за пояса английский револьвер «бульдог». Раздавался выстрел, прибегала прислуга и уносила труп, который тут же выбрасывался в озеро на съедение многочисленным рыбам.
Впрочем, до такой трагической развязки доходило редко. Лендлорда и его привычки знали все и волей-неволей мирились с этим. Зато, в свою очередь, он был в высшей степени молчалив и никогда не вмешивался в дела своих клиентов. Когда требовалось уладить ссору между двумя друзьями, стоило только сделать ему знак, подмигнуть, и он сейчас же обращался к остальным посетителям с просьбой удалиться в другой конец зала. Между ними и дуэлянтами протягивалась веревка, и дуэль начиналась. Обычно она оканчивалась смертью, но зрителей это нисколько не смущало. Они, по большей части, сами были народ привычный, чтобы не сказать отпетый.
Лендлорд считался богачом, и, вероятно, это было справедливо, но ни один смельчак не решался покуситься на его деньги. Охотников до чужого добра удерживал страх перед законом Линча, с которым шутить опасно, и, кроме того, никто не знал, куда прячет лендлорд свои сбережения. По крайней мере, самые ловкие пролазы, стараясь выяснить это, постоянно оставались ни с чем.
Втихомолку поговаривали, что дом лендлорда стоит на месте старых шахт, вырытых еще обанкротившимся обществом. Эти шахты вели в нескончаемые подземные галереи, многие из которых проходили даже под озером, а так как расположение этих галерей никому не было известно, то даже самые смелые головорезы не отваживались спускаться в этот таинственный лабиринт. Лендлорд только посмеивался, слушая эти «бабьи толки», и преспокойно занимался своим делом.
Дня за два или три до той оргии в мрачном доме, о которой мы упомянули в начале главы, мимо жилища лендлорда проходило человек двадцать свэгменов — ирландцев, немцев и англичан. Свэгменами здесь называют поденщиков, переходящих с места на место с узлом (swag) за спиной. В этом узле находится обычно разная мелочь и запасная пара сапог.
Свэгмены представляли собой жалкую толпу оборванцев, изможденных трудом и лишениями. Они шли молча и в полном унынии, по-видимому, не собираясь завернуть к лендлорду.
Но хозяин мрачной гостиницы тотчас же почуял наживу. Не всегда внешность свэгменов соответствует действительности. Иногда их нищенский вид скрывает большой заработок, полученный на прииске, или за стрижку овец, или выпас скота.
Всякому кабатчику хорошо известна жизнь людей этого рода. Он знает, что она очень похожа на житье матросов, которые во время плавания вынуждены воздерживаться от многого, а ступив на землю, жадно набрасываются на удовольствия. Свэгмены во время работы ведут жизнь, пожалуй, еще более скучную и воздержанную, но уж зато, когда дорвутся до возможности спустить немного заработанных деньжат, не знают удержу и предаются наслаждениям в чисто эпических размерах.
Отработав, они собираются в группы и направляются в ближайший город, где можно развернуться. Уединенных гостиниц, встречающихся по дороге, они не уважают. Свэгмены считают унизительным пропивать в них деньги и никогда там не засиживаются, а только заходят перекусить. Они жаждут более широкой арены для подвигов, после которых обычно возвращаются опять к прежней трудовой жизни, полной лишений.
Лендлорд, видя, какие они пыльные и потные, притворился, будто принимает их за нищих, и предложил даром по чашке чаю.
Это предложение вызвало целый поток ругательств.
— Чаю! А! Нашел, что предложить, сукин сын! Какая невидаль — чаю! Разве мало мы его выпили на работе? Мало разве полоскали себе желудки этой бурдой? Тогда приходилось покоряться, а теперь мы богачи. Теперь только пить да гулять. Чаю! Очень он нам нужен! Водки давай, вот чего! И не даром — мы заплатим чистыми денежками. Да. Знай наших.
Хитрость трактирщика удалась. Он знал, что у свэгменов наверняка есть золото, и решил помочь перекочевать этому золоту в свой карман. Так оно и вышло. «Теперь это вопрос двух-трех дней», — думал он, потирая руки от удовольствия.
Свэгмены уселись под деревом у стола, на котором не замедлила появиться водка. Они еще не решались войти в зал, откуда так и несло одуряющим запахом винных паров. Трактирщик не стал их приглашать, зная, что они и сами не устоят перед искушением.
Он предлагал чаю, а ему поднесли стаканчик водки, которую вся компания объявила превосходной.
Но что такое две бутылки на двадцать человек? Это все равно что капля воды в безводной пустыне или одно яйцо на целый полк. Глаза у всех разгорелись, языки жадно облизывали губы.
— А водка хороша. Что вы скажете, Оуэн? Как вы полагаете, Миллер?
Известно, что все немцы — Миллеры, а все ирландцы — Оуэны.
— Водка… ничего, забористая, — отвечал англичанин Дик.
— Водка очень хороша, хозяин. Почем она у вас? — спросил лендлорда хор алчущих голосов.
— Я не продаю, а подаю ее, — с достоинством ответил хозяин.
— Черт вас дери, с вашим великодушием. Нам не нужно милостыни, мы не нищие. У нас в кошельках деньги-то есть. Знайте, что мы идем в Суон-Хилл, где будет опорожнено много бутылей и разбито много стаканов. Мы, если запьем, так уж пьем без конца.