Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
— Очень приятно, господа. Очень приятно. Вы правы. Но вы выпили только по одному стаканчику водки. Этого мало. Отсюда до Суон-Хилла путь неблизкий. Позвольте лесному отшельнику угостить вас персиковой наливкой. Такая, доложу вам, она у меня душистая, что просто чудо, а уж сладкая какая — ну что твой мед!
— Отлично, хозяин, но только, чур, на этот раз платим мы. Мы богаты. Педди (насмешливое прозвище всякого ирландца) нашел целую корзинку апельсинов, [39] Миллер несет с собой жалованье за целый год, а Дик целых два года копил поденную плату за работу в лесу.
39
Так золотоискатели называют добытое золото (песок, самородки).
— Тише, ребята! Вы точно старые бабы. Что у вас за языки проклятые! Я охотно выпью за здоровье лесовиков, но вовсе не хочу, чтобы наш скромный заработок перешел в их карманы. Ведь они всюду рыскают и, чего доброго, услышат, что вы говорите.
Лендлорд торжественно притащил две бутылки, оплетенные ивовыми прутьями, местами сгнившими, что свидетельствовало об их древности.
— Но это слишком много! — вскричал Оуэн, втайне думая о том, насколько опустошат эти бутылки его корзинку с апельсинами.
— Педди, голубчик, — возразил с важностью хозяин, — если тебе так жаль червонцев, то оставь их у себя. Пить, впрочем, можешь, как и все. За мой счет.
Радушные слова были встречены возгласом одобрения, и товарищи ирландца презрительно пожали плечами, с неудовольствием косясь на скрягу.
Тот рассердился, вытащил карманный нож и одним ударом сбил у бутылки горлышко, крича:
— Ура, братцы, Оуэн богат! Что такое бутыль? Плевок. Пейте на здоровье. От чистого сердца угощаю. Ты, хозяин! Получай!
Под оглушительное «ура!» товарищей Оуэн вытащил из-за пазухи увесистый кошелек и достал оттуда целую горсть золотого песка.
Из уважения к хозяину бутыль опустошили до последней капли. Жажда от этого только увеличилась, голод тоже давал себя знать.
— Вот что, ребята! — сказал Дик, у которого уже покраснели нос и щеки. — Лендлорд правду говорит: до Суон-Хилла путь не близкий. Недурно бы нам перекусить чего-нибудь. Конечно, немного. Самую малость. Что у тебя есть, сказывай, чертов трактирщик?
— Бочонок анчоусов есть… чудный бочонок. Предпоследний! Сама королева, дай ей Бог здоровья, таких анчоусов не пробовала.
— Ура! Анчоусы так анчоусы!
И подвыпившие приятели перешли в зал гостиницы, где для них быстро накрыли стол. Сервировка была удивительно хороша для такого глухого места. Скатерть сияла чистотой, тарелки и стаканы так и сверкали — все это составляло разительный контраст с рваной одеждой свэгменов.
Анчоусы были солоны до ужаса и в буквальном смысле драли горло. Трактирщик предложил их специально: после них обычно начинается ужасная жажда. Путники, уже будучи изрядно разгоряченными, решили переночевать в гостинице, а что же делать в гостинице, как не пить?
И они пили, как губки. Погреб лендлорда казался неистощимым. Количество напитков могло сравниться только с их разнообразием. Наступил час ужина. В возбуждающих блюдах недостатка не оказалось, и вскоре несчастные гости лендлорда были пьяны в стельку.
Принесли карты. Пошла азартная игра — надо же было как-нибудь убить время. Послышались идиотские песни, прерываемые пьяной икотой. Многие передрались между собой, после чего победители и побежденные свалились под стол. Проспавшись, несчастные продолжали пить. Они пили самую невообразимую смесь из всевозможных напитков, приготовляли убийственные пунши, наливали шампанское и ром в котлы и чугуны.
Трактирщик был не в убытке. Гуляки платили за все наличными, не торгуясь. Уже многие из них пропились дочиста и продолжали кутить только благодаря любезности своих товарищей. А лендлорд уже думал о том, как он вытолкает всю эту милую компанию за дверь, вытянув из нее все, что можно.
Наступал третий день. По крутой дороге, ведущей к дому, поднимался путник, прислушиваясь к странному концерту, доносившемуся до него. То была какая-то смесь храпа и пения. Дойдя до дома, он быстро отворил дверь, вошел в зал и как ни в чем не бывало сел к столу, за которым происходила вакханалия.
Пришедшему было лет тридцать. Это был видный, статный молодец, обладавший, по-видимому, и силой, и ловкостью. Из-под надвинутой на лоб широкополой шляпы блестели черные живые глаза. Красные, полные, несколько насмешливые губы оттеняли небольшие черные усики. Лицо его, загорелое и обветренное, отличалось изяществом черт, а ноги, обутые в желтые кожаные сапоги, и маленькие руки позволяли принять его за переодетого аристократа, несмотря на потертость костюма, который был прекрасно сшит и сидел на нем превосходно.
Гуляки, одурев от выпитого, едва заметили его приход, но те из них, кто был потрезвее, отнеслись к молодому человеку с братским радушием. Лендлорд в это время чуть ли не в двадцатый раз спускался в подвал, откуда доносилось сдержанное шушуканье. Этот шепот, долетавший до молодого человека в минуты затишья, чрезвычайно заинтересовал его. Он осторожно приблизился к подвалу и прислушался, спрятавшись за огромным буфетом.
Разговор был длинный и, должно быть, очень важный, потому что молодой человек, слушая его, весь дрожал.
— Время не ждет, — говорил сиплый голос. — Нужно действовать быстро. Сегодня вечером будет уже поздно.
— Но они еще не совсем пропились, — возражал лендлорд. — У некоторых еще есть деньги. Мы ничего не сделаем.
— Нужно выкрасть их… скорее. Необходимо, чтобы они были в нашем распоряжении, иначе мы погибли. Я почти один. Атаман не едет. Мы осаждены… Что делать?
— Да, это вещь серьезная.
— Если бы этот проклятый француз не прострелил мне плечо, я перевязал бы их веревкой, посадил в корзину и заставил работать.